Двойной бренди, я сегодня гуляю - [12]
Коннолли решил не вдаваться в словарные тонкости.
— Дай-ка мне этой коровы, — сказал он, подставляя тарелку. Под загадочным ярлыком, как оказалось, скрывался обыкновенный бефстроганов.
Стараясь не запачкать прокатный костюм, Патрик вернулся к столу.
— Решила сесть на диету? — осведомился он, наблюдая, как Лика доедает птицу. — Не мори себя голодом, ты и так неотразима.
— Для кого это, интересно? — Лика выплюнула косточку.
— Для всех, — коротко сказал Патрик и подмигнул. Лика вытерла руки салфеткой и отодвинула тарелку.
— Ты вроде бы не успел выпить, — нахмурилась она. — Или это переодевание ввергло тебя в такую эйфорию?
— Отчасти, — сказал Коннолли, приступая к еде. — Я надеюсь, что теперь, когда я напялил на себя этот костюм, ты будешь разглядывать и меня, а не только одного Вика.
— Что за ерунда! — воскликнула она, вспыхнув. — Ты что, ревнуешь?
— Нет, просто констатирую факты. С некоторых пор ты воспринимаешь его... внештатно.
— Вот как! И в чём, по-твоему, это проявляется?
— Ты ведёшь себя с ним не так, как раньше.
— Глупости.
— Ты стала конфузиться перед ним. В экспедиции ты не конфузилась.
— Я за собой этого не замечала. Возможно, это оттого, что я на чужой планете.
— Лика, — сказал Коннолли, — враньё — не твоя профессия.
Лика метнула на него полный бешенства взгляд.
— Ты сюда пришёл есть или издеваться? — негромко, раздельно проговорила она.
Несколько секунд Патрик глядел ей прямо в глаза.
— Лика, — сказал он, — не пытайся его захомутать. Из этого всё равно ничего не выйдет.
— Я и не пытаюсь, — бросила она и отвела взгляд.
— Надеюсь, вы не станете бить меня ногами, — раздался позади них весёлый голос Лаи, — за то, что я заставил вас так долго ждать? Разрешите представить: мой племянник, Доран Лаи.
Его спутник крутнулся на каблуках и звонко рассмеялся. Это был тощий парень с необыкновенно живым и подвижным лицом; в прошлый раз Лаи говорил, что ему четырнадцать лет, но по виду ему можно было дать все восемнадцать. Впрочем, так и должно было быть, ведь век барнардцев недолог — для них нормально умирать в пятьдесят-шестьдесят. Несмотря на землистую смуглоту и удлинённый разрез глаз, он выглядел менее экзотично, чем его дядя — благодаря довольно высокому росту и молодёжной причёске (каре тяжёлых чёрных волос, разделённых пробором). Доран явно чихать хотел на дресс-код обеих планет — на нём был подпоясанный балахон без рукавов, феерически оранжевого цвета, который при движениях распахивался, открывая чёрные холщовые штаны, похожие на джинсы.
Столкнувшись взглядом с землянами, Доран снова засмеялся — на этот раз смущённо.
— Он не знает земных языков, — пояснил Лаи. — Говорил же я ему — учи маорийский!
Он с размаху шлёпнул Дорана ладонью между лопаток и усадил его на стул. Доран с нескрываемым любопытством посмотрел сначала на Лику, потом на Коннолли в барнардском костюме, а затем повернулся к Лаи и выпалил какой-то длиннейший вопрос. Лаи сморщил нос и ответил ему не менее длинной репликой. Речь барнардцев, состоявшая почти исключительно из отрывистых придыханий, на слух землян вообще не казалась членораздельной. И только по мимике, сходной на двух планетах, можно было понять, что Лаи отшучивается.
— Доран спрашивал меня про марсианскую экспедицию, — сказал Лаи. — А мне никак не удаётся втолковать ему, что ничего особенно героического я там не совершил. Только злоупотребил гостеприимством порядочных людей и поставил их на уши, притом без всякой необходимости.
— Не морочь ребёнку голову, — отозвался Патрик. — Результаты, из-за которых мы здесь, мы получили с твоей помощью.
— Всё так, но у Дорана превратные представления об инопланетной археологии, — с какой-то грустной снисходительностью проговорил Лаи. — Я сам в его годы был таким. Но потом, когда заканчиваешь университет, остригаешь волосы и начинаешь заниматься серьёзной работой, приходится взрослеть.
Всё относительно, подумала Лика. В глазах Мэлори Виктор Лаи был легкомысленным авантюристом. Что бы он сказал о Доране?
— Но ведь он не собирается работать в инопланетной археологии? — спросил Коннолли. Лаи потешно скосил глаза на племянника.
— Надеюсь. Он для этого не создан. Его вышибут из первой же экспедиции.
6. ПРОБЕЛ В ТЕРМИНОЛОГИИ
Марс, экспедиция D-12. 5 ноября 2309 года по земному календарю (6 сентября 189 года по марсианскому).
Состояние Мэлори в эти дни было беспокойным. С одной стороны, он испытывал облегчение оттого, что дела наконец пошли на лад — семнадцатый квадрат дал неожиданные находки, а Лаи уже на первый день после прибытия с энтузиазмом включился в работу и оказывал экспедиции незаменимую помощь в исследованиях. И всё же Мэлори не покидало чувство настороженности. Общение с Лаи не давалось ему так же легко и непринуждённо, как всем остальным. С теми барнадцами, что были в экспедиции с самого начала, проблем не возникало. Трое из них были всего-навсего стажёрами; специалистом была только Айена Иху, но её Мэлори привык не брать в расчёт. Он уже много раз вычитал ей по три балла за то, что она не снимала свои циклопические серьги, влезая в скафандр, и рисковала зацепить ими трубку водоснабжения. Но вот Лаи... Во-первых, он был мужчиной, во-вторых, как выяснилось, известной фигурой в научном сообществе. Мэлори с неприязнью к самому себе был вынужден признать, что не очень представляет, как себя с ним вести.
Комбинация «роман-шутка аспирантки филфака» + «стилизация под британскую беллетристику начала XX века» + «вампиры» не сулит ничего, кроме неизбежного похода к мусоропроводу, однако, по первой же странице «Смерти автора» становится ясно: перед нами исключение из правил!
Что такое языковые заимствования? Эта тема, несомненно, волнует каждого из нас. Ее обсуждают в школе, в учебниках, в научной литературе и на интернет-форумах. Вместе с тем популярные экскурсы в область заимствований, выходящие в России, сводятся по большей части к теме иностранных слов в русском языке. А вот что такое заимствование вообще, по каким признакам мы его отличаем, почему оно возникает в языке, почему ему сопротивляются – книги об этом пока не было. Этот пробел и попыталась восполнить филолог-англист Мария Елифёрова.
Можно ли написать роман о посмертных приключениях героев скандинавского мифа? Как выглядит вечность с точки зрения язычника? Что происходит с древними богами и героями, когда земной мир всё больше удаляется от них? Загробное продолжение истории Сигурда из «Старшей Эдды» становится поводом к размышлению о дружбе, предательстве, верности, ответственности, о человеческой природе, не изменившейся за последние две тысячи лет – а также об исторической памяти и литературном творчестве. История Мёда Поэзии тесно переплетается с историей Столетней войны, Шекспира и Винни-Пуха.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».