Двойное преступление на линии Мажино - [39]

Еще оставалась Анна. Тут сбитый с толку комиссар признал, что оказался не в состоянии раскусить ее.

Она любила Эспинака всеми фибрами души, всеми своими несбывшимися надеждами, всей своей погубленной молодостью. Ее муж был для нее теперь не более чем обязательный компаньон по путешествию и в лучшем случае — безразличен ей. Она отрицала его виновность без всякой горячности, как будто исполняла какую-то социальную или светскую обязанность, которая ей наскучила. Таковы были неопровержимые, очевидные факты. А кроме них были лишь сомнительные гипотезы и впечатления.

Во-первых, что Анна действительно верила в невиновность своего мужа. И хотя она говорила об этом так, как читают заученную роль, будто всего лишь подчиняясь общепринятым, обязательным условиям, она в это верила. Но при этом ей было абсолютно все равно, верят ей или нет. Она никого не пыталась убеждать.

Необъясним и тот факт, что, когда Веннар «протянул ей руку помощи», предложил содействие, она стала еще более настороженной, заняла оборонительную позицию. Она даже как будто странно забеспокоилась, что с ее мужа могут снять подозрения.

Чего она страшилась? Что скрывала? Или существовало нечто более опасное, более ужасное для нее, нежели арест Брюшо?

Не хотела ли она выгородить, спасти кого-нибудь? Все же нет. Такое стремление можно было бы объяснить лишь каким-то очень глубоким чувством. Впрочем, она любила Эспинака.

Однако она знала что-то. что скрывала и защищала изо всех сил. Как заставить ее говорить?

Дойдя до этой мысли, Веннар сделал передышку. Он и так уже слишком много наконструировал вокруг ощущений и предположений, неубедительных и не имеющих никакой ценности.

То, что в официальном расследовании поставили точку, арестовав Брюшо, могло помешать ему копаться дальше в этом деле. Он был теперь слишком на виду, слишком хорошо известен и действующим лицам, и свидетелям, чтобы рассчитывать на проявление с их стороны неосторожности или доверительности.

Веннар вздохнул, он почувствовал себя не то чтобы обескураженным, но несчастным от того, что оказался в таком незавидном положении, таким безоружным. Он решил просить помощи в Париже у тех, кто его послал. Они достаточно хорошо знали его, чтобы поверить и пойти ему навстречу. Выполняя свою опасную работу, зная, что другие могут в любую минуту отказаться от них, они считают абсолютную солидарность между собой своим правилом и законом.

Один из них, быть может лучший, убит. Значит, убийца совершил покушение на них всех. Рано или поздно они сведут с ним счеты. До поры до времени за ним будет должок.

ЧАСТЬ II Шпион в крепости

Глава I Вечер, похожий на другие

Прошло две недели со дня убийства. Хотя Эспинака еще никем не заменили на должности командира подразделения, другие пустоты были заполнены. Жизнь в «Старом Фрице» пошла своим чередом — активная днем, вялая после службы.

Арест Брюшо, отъезд его жены и мадам Дюбуа — все это как бы явилось для батальона финалом драмы, которая завершилась столь же неожиданно, сколь внезапно разыгралась. Но такова сила воздействия свершившегося: если даже кто-то по-прежнему и с той же убежденностью считал, что капитан невиновен, то вслух говорили об этом уже меньше. В глубине души не один подумывал: «Это не мог быть никто другой, а значит…»

Все планировавшиеся вечеринки были отменены, собрания не посещались. Но уже снова громко смеялись, возвращаясь с мессы. Понемногу игра в бридж и ужины в кругу близких друзей возобновились. «Жить-то надо» — гласит народная мудрость.

В этот вечер жена капитана — нового командира четвертой роты мадам Ардан принимала у себя в доме офицеров — подчиненных своего мужа. Молодая чета и трое молодых офицеров пили кофе на террасе бывшей виллы супругов Брюшо и вели беседу о том о сем, лениво развалившись в шезлонгах. Опускалась ночь, неся с собой некоторую прохладу после жаркого, утомительного дня.

— Боже, как здесь хорошо! Какой прекрасный вечер! сказала молодая женщина. — В общем, я думаю, мне здесь понравится.

— Тем лучше! — порывисто воскликнул Капель, так что все тихо засмеялись. Я сказал что-нибудь не то? — игриво спросил молодой человек.

Что вы, что вы, — возразил Ардан. — Вы очень мило и горячо с заразительным жаром выразили и мои чувства, а также мое… облегчение. В самом деле, я беспокоился, как моя жена перенесет эту ссылку, ведь она никогда не покидала Парижа либо Рабата — разве только выезжая на отдых. А эта наша военная жизнь на Рейне даже отдаленно не напоминает о зимних видах спорта или времяпрепровождении на юге, к которым она привыкла.

— Мне не хотелось бы показаться вам махровым эгоистом, — сказал Легэн. — Но как только вы появились здесь, мадам, вы уж позвольте сказать мне это, жизнь здесь стала менее «повседневна», как выразился бы Лафорг[17].

Тайно, но с видимым удовольствием все трое устремили взоры на молодую женщину. Ее удивительное обаяние еще немного смущало их, но и притягивало. Они были знакомы с ней всего две недели. И тем не менее уже нашли в ней и партнершу по спорту, веселую и шумную, как будто с ними резвится на воле их молоденькая кузина; и очень важную, любезно-равнодушную с лагерными pecus