Двойное испытание - [13]

На смену бесчисленным огням пришла глубокая тьма; все вернулись в дом. Но Селькур, считая, что первая часть испытания, уготованного его возлюбленной, окончена, нежно увлек ее под боскету из цветов, где сиденья из дерна рассчитаны как раз на двоих.

— О прекрасная Дольсе, — молвил он, — сумел ли я немного развлечь вас? Или вы уже раскаялись, что согласились оказать мне любезность и поскучать пару дней в деревне?

— Вопрос сей звучит насмешкой, — ответила Дольсе, — и мне должно рассердиться на вас за это. Почему вы неискренни со мной? К тому же вы совершили множество сумасбродств, и я обязана пожурить вас за них.

— Если единственная в мире женщина, кою я люблю, хотя бы на миг порадовалась затеям моим, то неужели меня можно счесть сумасбродом?

— Невозможно представить себе более изысканного праздника, но ослепительная роскошь его меня удручает.

— Но разве чувство, побудившее меня устроить его, также утомляет вас?

— Вы желаете знать, что творится в душе моей?

— Нет, я желаю гораздо большего: я хочу первенствовать там.

— Будьте уверены, что только ваш образ запечатлен в ней.

— Слова ваши вселяют надежду и неуверенность одновременно, ибо безмятежность одного может обернуться ужасными мучениями другого.

— Но не стану ли я самой несчастной из женщин, если поверю в чувство, кое вы пытаетесь мне внушить?

— А я буду самым несчастным из мужчин, если мне не удастся убедить вас в нем.

— О Селькур, вы хотите, чтобы я всю жизнь оплакивала счастье узнать вас?

— Я хотел бы, чтобы вы лелеяли его и тот миг, когда мы узнали друг друга, был бы столь же ценен для вас, как сердцу моему дорога та минута, когда любовь навечно повергла меня к стопам вашим…

— Ах, Селькур, — вздохнула Дольсе, уронив слезу, — вы не знаете, сколь чувствительна душа моя… не можете знать… А потому не смущайте разум мой, если не уверены, что воистину стремитесь завоевать расположение мое. Вы не знаете, чего будет стоить мне неверность ваша… Давайте же считать, что дни эти прошли как обычно… За удовольствия же, кои свидетельствуют о вашем утонченном вкусе, я вам весьма признательна. Однако на сем и остановимся. Для спокойствия своего я предпочту постоянно видеть в вас наилюбезнейшего из мужчин, нежели, полюбив, однажды разглядеть самого жестокого человека. Мне дорога моя свобода, никогда еще потеря ее не стоила мне стольких слез. Если же вы окажетесь соблазнителем, похожим на всех прочих, то горькое море слез поглотит меня навеки.

— Ваши страхи напрасны, Дольсе. Я делаю все, чтобы развеять их, вы же говорите мне, что вы несчастны!.. Ах, я чувствую, что все рассуждения ваши ведут к тому, чтобы я поскорее смирился с печальной участью моей… отказался от попыток зажечь в душе вашей тот же пламень, что бушует в моей… и вместо вечного блаженства стал бы навеки несчастен… И это вы… вы, жестокая, хотите навсегда лишить меня счастья!

Темнота не позволила Селькуру разглядеть, в какое состояние слова его привели возлюбленную: она залилась слезами… рыдания душили ее… Дольсе хотела встать и выйти из беседки; Селькур удержал ее и побудил снова сесть.

— Нет… нет, — говорил он ей, — я не дам вам ускользнуть, пока не узнаю, что ждет меня, на что надеяться мне… Верните мне жизнь или вонзите кинжал в мое сердце! Смею ли надеяться на ответное чувство… или мне суждено умереть, ибо нет средств смягчить непреклонность вашу?

— Оставьте меня, оставьте, заклинаю вас! Не вырывайте из меня признание, ибо, не добавив ничего нового к вашему счастью, оно лишь разрушит мое.

— О, праведное Небо! Разве этого ждал я?.. Я понял вас, сударыня… Да, вы вынесли приговор мне… предначертали ужасную судьбу мою… Что ж! Я покину вас… избавлю от кошмара находиться рядом с человеком, которого вы ненавидите.

И с этими словами Селькур встал.

— Мне — и ненавидеть вас? — вопрошала Дольсе, в свою очередь удерживая его… — Ах! Вы же знаете, что все наоборот… Раз вы настаиваете… что ж, да… я люблю вас… Вот оно, это слово, но чего стоило мне оно… Если вы злоупотребите им, заставите меня страдать… если полюбите другую… вы сведете меня в могилу.

— Вот он, желанный миг! — воскликнул Селькур, покрывая поцелуями руки возлюбленной своей… — Я услышал его, услышал слово, кое станет счастьем всей моей жизни!..

Селькур удерживал руки Дольсе, прижимал их к сердцу.

— О, я буду обожать вас до последнего вздоха, — пылко продолжал он, — и если слова ваши искренни, если мне удалось пробудить в вас нежное сие чувство, то что препятствует вам убедить меня в этом… Зачем откладывать на завтра наше счастье?.. Мы одни в убежище сем… вокруг царит тишина… одни и те же чувства воспламеняют нас обоих… О Дольсе!.. Дольсе! Что за дивная минута для наслаждения, так воспользуемся же ею.

И с этими словами Селькур, воодушевившись и пылая страстью, сжал в объятиях предмет обожания своего… Но баронесса ускользнула от него.

— Коварный! — воскликнула она. — Я знала, что вы обманете меня… Дайте же мне уйти… Ах, недостойный! Где же обещанные любовь и уважение? — гневно продолжала она. — Вот какова награда за признание, которое вырвали у меня… чтобы удовлетворить низменное свое желание!.. А я поверила, что страсть ваша достойна вас!.. Жестокосердный, за что вы презираете меня? Не думала я, что Селькур может столь жестоко оскорбить меня… Отправляйтесь к женщинам, чей нрав не отличается щепетильностью и которые будут ждать от вас единственно удовольствий… Мне же дайте уйти, дабы оплакать заблуждение свое, ибо, возгордившись, я решила, что сумела завоевать ваше сердце.