Двойное дыхание - [106]
Мужчины – как призрачные тени великанов в вагонах метро. Женщины – недоступные прекрасные вершины…
Метр сорок семь. Вот уже больше года без изменений. Как приговор.
Квартирка на семнадцатом. Офис на двадцать четвёртом. Лифт – четыре раза в день минимум. Метро – два раза. Автобус. Раздевалка в бассейне… К чёрту бассейн! Всё бессмысленно. Крепкая фигура, широкие плечи… Что толку! Если на тебя в гостях набросят пальто, как на вешалку, если вообще заметят!
«Я ничего больше не могу изменить в себе. Просто МОЙ мир должен был быть ниже…»
Так думал Чак в тот печальный дождливый вечер, сидя на диване, прижав колени руками к подбородку и, созерцая через огромный экран окна бисер дождевых капель, которые быстрыми паучками иногда сбегали по стеклу вниз…
«Вниз, вниз, ниже, ниже…»
Интересно, сколько ещё коротышек думали похоже в этот час? Видимо, достаточно. Ибо иначе дальнейшие события никак не объяснить.
Открыв глаза, реагируя на звук будильника, Чак понял, что заснул вчера на диване. Он встал, потянулся вверх по многолетней привычке и… чуть не разбил руками плоский стеклянный плафон люстры над головой.
Вам, НОРМАЛЬНЫМ, не понять. Представьте – если бы вы вдруг ночью вышли в палисадник подышать воздухом, потянулись и… дотронулись до Луны. Представили?
От неожиданности Чак резко пригнулся, отскочил в сторону и быстро огляделся. Всё вроде на месте, никаких изменений… Кроме… Кроме одного. Чак оглядывал свою квартиру СВЕРХУ! Да, именно такая мысль первой пришла ему в голову. А вторая мысль:
«Боже мой! Языческая сила! Я ВЫРОС!!!»
Ни о чём больше не думая, он метнулся к дверному косяку, где над последней жирной линией – как приговор – было выведено маркером: «1 м 47 см». Чак даже не удосужился сделать всё по правилам – повернувшись спиной и с линейкой. Он просто встал перед роковой отметкой и понял, что она оказалась где-то на уровне солнечного сплетения…
Будильник запищал повторно. Прошло десять минут.
Спохватившись, Чак оторвался от созерцания нового чудесного соотношения между собой и дверным косяком и стал быстро приводить себя в порядок и собираться. Вырос ты или утрясся – на работу опаздывать нельзя.
Захлопнув дверь, он выскочил в лифтовый холл и нажал кнопку вызова. Послышался приглушённый звук тронувшейся где-то несколькими этажами выше кабинки. Под сердцем неприятно кольнуло. Опять… Да нет же! Никогда! Больше никогда он не будет чувствовать себя тумбочкой для чужих вещей!
Двери почти бесшумно разъехались. Никого. Странно… Чак глянул на часы – всё как обычно. Ну, значит, миг триумфа просто отсрочен, подумаешь. Он гордо шагнул в недра лифта, на глаз оценив, что от его макушки до притолки всего каких-то несколько сантиметров.
«Надо привыкать. А то, не ровён час, с непривычки ещё голову себе где-нибудь расшибёшь!»
Эта мысль почему-то жутко развеселила. Чак хихикал и кривлялся всю дорогу, пока двери не открылись в фойе первого этажа.
Первым, кого он увидел, был Билл.
При виде его что-то внутри Чака съёжилось и затрепетало так, что он чуть не сел прямо на пол.
Билл был ВСЁ ТАК ЖЕ ОГРОМЕН!
Он стоял у стекла, сосредоточенно созерцая улицу.
Матиас – консьерж – и ещё жильцы с первых этажей толпились на крыльце за дверью и что-то горячо обсуждали, жестикулируя.
Только спустя несколько секунд, глубоко вздохнув, Чак осмотрелся внимательнее и понял, что ужас от увиденного сразу после того, как открылись двери лифта, он испытал вовсе не от того, что Билл остался таким же телеграфным столбом, как и был. Это-то дело привычное. А от того несоответствия, которое представляли фигуры увиденных им знакомых людей и… всего остального. Окон, дверей, конторки консьержа… Люди по отношению к Чаку остались прежними. А вот всё остальное уменьшилось. Да что тут говорить! Фигура Матиаса – невысокого относительно человека – была на голову выше проёма парадной двери! Что уж говорить о Билле, который стоял, сгорбившись и склонив голову, чтобы не упираться в потолок. Который в холле был выше метра на два, чем в любой квартире дома.
Со смешанным чувством Чак пересёк пространство фойе и вышел на улицу. Матиас и жильцы, стоявшие на крыльце, не обратили на него никакого внимания.
– Да я чуть не пробила головой дыру в потолке, что вы мне говорите! – кричала, обращаясь к консьержу красивая жена сноба. – А двери?! Муж померил – два метра пять сантиметров! А на самом деле они мне по подбородок, что вы на это скажете?!
– А у меня ванна теперь размером с унитаз! А унитаз… Знаете, что я вам скажу – в стакан из-под кофе проще помочиться… Вот, что я скажу! – гневно рокотал рядом старик с четвёртого.
– А лифт! – не унималась красивая. – Я что, на четвереньках теперь должна в нём подниматься, а! Как вы себе это представляете?
Матиас, по долгу службы смиренно перенося все эти крики, бормотал что-то вроде «экстренная помощь», «уже звонили», «служба эксплуатации»… Но хор жильцов не умолкал.
Чак огляделся.
Улица была запружена людьми. Кругом стояли без движения маленькие скутеры, маленькие такси, маленькие автобусы… Чак поднял голову. Бог ты мой! Весь город как будто просел, съёжился. Сплюснулся.
Вдруг раздался звонкий сигнал клаксона. Сквозь всю эту неразбериху медленно пробирался маленький автобус. Из громкоговорителя, оборудованного на крыше, неслось над толпой: «Сорок седьмой. Сорок седьмой. Остановки по требованию. Проходите на посадку… Кто влезет». Реплика завершалась плохо скрываемым хихиканьем.
Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.
Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…
Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!
Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?
«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».
От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.