Двойник полуночника - [3]

3.

Мокрые ступеньки круто уводили вниз. Здесь ход расширялся и можно было выпрямиться во весь рост. В свете фонарика поблескивали камни свода. С этой минуты его сердце стало часами и начало свой отсчет времени. Десять минут до развилки, еще восемь до прикованного к стене скелета, затем поворот налево и через каких-то несколько минут он окажется в темном переулке, где его всегда ждут. Серая обыкновенная "Победа". Другая машина в это же самое время будет на Мясницкой, третья - возле Красных ворот, четвертая на Герцена, если он надумает от развилки взять вправо, и так далее еще в десятке точек.

Впрочем, раньше у него была карта - старинная такая карта, с готическими обозначениями на немецком, которого он не знал, - пришлось самому покорпеть со словарем... Эту карту при тайном обыске удалось обнаружить в кабинете вождя. Сразу понял, что она и есть главное. Ленин был уже смертельно больным - мучительно доживал последние дни в Горках, даже у него, Coco, просил яду, чтобы прекратить свои мучения: почти полностью отказала речь, лепетал какие-то слова, словно вывернутые наизнанку, бессвязные обрывки фраз. Словом, полный распад личности. И вот в таком состоянии вождь заставил везти себя в Москву, в Кремль, в свой кабинет, где он зачем-то рылся в столе (возможно, карта хранилась в тайнике, куда он ее переложил, чтобы легче было найти... а потом забыл), в библиотеке, делал вид, что нужны книги, брал Плеханова, Троцкого, Гегеля (которого в свое время так и не смог одолеть) и чем-то расстроенный уезжал... чтобы умереть. Если искал карту, то зачем, кому хотел передать ее, какая за всем этим скрывалась цель?

А легенда уже творилась: "Ленин - жив, Ленин жил, Ленин - будет жить". И в этой легенде место для карты совсем не предусмотрено. Последняя вспышка ясности в его к тому времени наполовину разрушенном мозгу (он, Coco, видел потом этот заспиртованный в сосуде мозг: одно полушарие обычное, а вместо другого что-то сморщенное на веревочке величиной с орех). Или каким-то непостижимым образом выяснил для себя главное: был обыск, и, понятно, ее нашли, поэтому и уничтожать не имело смысла. Лучше дать ему, Сталину, понять, что не намерен ничего менять и даже готов передать ему эстафету своего рода карт-бланш на любые полномочия, только чтобы не разрушали его легенду, не свергали с пьедестала истории, в конце концов, они были людьми одного ордена, одного ранга, одного призыва... "Сталин - это Ленин сегодня", - как будет написано потом на всех заборах. А уж он, Coco, постарается. Он станет таким Лениным, что при имени его одном будут замирать птицы.

А еще была ярость. Упоительная ярость мести. Сами, значит, подземным ходом собирались уйти за Москву, а там аэроплан - маленький немецкий "Роланд", который рассчитан на троих - Ленин и еще двое: в первую очередь Свердлов (главный хранитель алмазного фонда), ну и, конечно, Троцкий, без которого Ленин - особенно в последнее время - был как без рук (а точнее, как без мозга). Для него, Сталина, места не оставалось, о нем попросту забыли, не учли (в горячке революции), не успели посвятить в Планы...

Но и об этом он задумается уже потом, а тогда, словно переживал мучительную болезнь, пока не наступил кризис и с глаз не спала последняя пелена. Что это было, и чего он лишился - отживших иллюзий, веры? И хорошо это или плохо - не успел подумать и не знал - не мог смириться лишь с одним: неужели и он, этот баловень судьбы, Ленин, такой во всем уверенный и непогрешимый, со своей карманной революцией, а на самом деле, бурей в стакане воды, взлелеянной в лучших уголках Европы (на партийные, между прочим, деньги, которые с риском для жизни добывал ему он, Coco), чтобы в нужный (опять же вопрос - кому?) исторический момент (но уже на немецкие деньги) всколыхнуть всю эту гремучую смесь народов, весь этот "беременный революцией" Вавилон, который был уже, казалось, обречен даже в имени своем РОССИЯ, неужели и он, Ленин, после стольких усилий и жертв мог бросить все и податься к своим бородатым лавочникам в Европу? А то, что кому-то казалось непоколебимой верой и тонким расчетом гения - всего лишь спокойная готовность к бегству? Может, потому и спокойная, что не должно оставаться никаких улик? Потому что только несколько посвященных могли понимать, догадываться, какую они затеяли игру? И уж совсем никто не представлял, что масштабы этого самого грандиозного в истории блефа еще долго будут потрясать унылое воображение потомков.

Для него, Coco, это была не просто карта, а улика - бесценное сокровище и документ, который он использовал еще раз - чтобы сбить спесь с рвущегося к власти Троцкого. И хотя Троцкий еще какое-то время трепыхался, пробовал даже шантажировать его своими документами (что-то из архива царской охранки) для большой политики Троцкий был уже труп.

В те (хорошие в сущности) годы он, Coco, и успел изучить эту карту вдоль и поперек. Любил инкогнито выбираться в город, и, смешавшись с толпой, бродить по улицам, слушать, о чем говорят, чтобы из обрывков фраз и слов уловить обшее настроение, первые симптомы... еще не болезни, а чего-то смутного, что время от времени охватывает общество, если в том или ином вопросе перегнуть палку.