Двойничество - [42]

Важным моментом в обоих текстах является сиротство героини, в социальном контексте реализуемое как одиночество и беззащитность. Это сиротство можно назвать "требовательным", ибо оно создает сюжетное напряжение. Рогожину и Мышкину невозможно бросить Настасью Филипповну. Братья Красовы чувствуют себя в долгу перед Молодой.[90] Перечисленные аспекты позволяют сделать вывод о связи образов Молодой и Настасьи Филипповны с так называемым архетипом Великой Матери, с фигурами таких богинь, как Астарта, Изида, Кибела и сопричастными им экстатическими ритуалами. В этих ритуалах ярко обозначена семантика жертвенного брака, связанного и с оплодотворением, и с кастрацией. Мотивы метафорической кастрации присутствуют и в образе Мышкина, и в образе Рогожина, и у братьев Красовых. Например, Мышкин, испытывая влечение к Аглае, выбирает духовно-жертвенный союз с Настасьей Филипповной. Безумная страсть Рогожина так и остается неутоленной. Кузьма переживает по поводу своей старости, Тихон бесплодия. В обоих случаях двойники не в состоянии выполнить свою "ритуальную" функцию.

Двойники и у Достоевского, и у Бунина противостоят окружающему социуму и воплощают новое, не укладывающееся в рамки господствующих стереотипов мироотношение. Двойники у обоих писателей обладают личностным суверенитетом. Они в определенном смысле скандальозны, имеют высокие претензии и амбиции. И Бунин, и Достоевский, каждый посвоему, показывают тщету личностного усилия, даже подвига изменить русскую жизнь. Женщина, символизирующая эту жизнь, жертвы двойников в конечном итоге не приемлет. Однако эсхатологические мотивы, связанные отчасти и с крахом иллюзий двойников, у Достоевского и Бунина реализуются по-разному.

Здесь необходимо обратить внимание на "третьего претендента" на героиню. У Достоевского это Ганя Иволгин, у Бунина - Дениска. Между этими персонажами можно обнаружить немало общего. И Ганя, и Дениска в человеческом плане незначительны, даже мелки. Обоим свойственны меркантильность и прагматизм. Однако в "Идиоте" "третий" претендент сюжетно реализуется как "первый", в какой-то степени исходный, и отвергается героиней уже в первой части. Ганя и не собирается спасать Настасью Филипповну, а пытается ее использовать для утверждения в свете. С образом Гани в роман входит, обозначенная во второй части произведения Лебедевым, тема "меры и расчета", тема апокалипсиса, распада человеческих связей. Мир спасти некому. Показательно, что после ухода из этого мира Рогожина и Мышкина, после гибели Настасьи Филипповны, "круг" героев романа распадается. В эпилоге каждый оказывается наедине со своей судьбой.

Таким образом, эсхатологизм у Достоевского - реальное состояние мира. Неслучайно пространство романа связано с Петербургом, который в тексте русской культуры ассоциируется с мотивом бездны и конца света. В отличие от Гани, Дениска органически входит в обрядовое пространство деревни. Ритуал оказывается выше его беспомощных и жалких личностных амбиций, принимается им как безусловная данность. Поэтому финал "Деревни" не разъединяет, а объединяет ее многочисленных персонажей, сливая их в некое природно-родовое тело. Мир у Бунина не гибнет, а готовится к возрождению. Хаос, воплощенный в образе снежной бури, свидетельствует не о распаде, а о предрождении. Космос и хаос пребывают в состоянии вечного обращения. Эсхатология в любой момент может превратиться в космогонию.

Апокалиптические настроения, связанные с темой безвозвратной гибели, остаются в сознании двойников - братьев Красовых. В начале ХХ века Бунин обращается к пространству деревни, к ее бессознательной ритуальной жизни, как бы отвечая на вопрос Достоевского о спасении. Если Достоевский констатирует катастрофическое состояние мира, спасти который не может никто, то Бунин обращается к древним мифопоэтическим мотивам, чтобы провозгласить идею самоспасения, самовозрождения мира. У Достоевского мир "завязан" на личность, у Бунина мир от личности отделен. У Достоевского трагедия личности влечет за собой гибель мира, у Бунина личность остается один на один со своими страхами и поисками.

Двойники и у Бунина, и у Достоевского подчеркивают типичность, массовость обозначенной проблемы, поскольку они моделируют социум. Русская близнечная модель, в отличие от антагонистического двойничества, воспроизводит однородный социум, в том смысле, что судьба двойников едина, независимо от их "розных примет" субъективных мотивов и целей их деятельности.

У Достоевского мир распадается и гибнет в результате деятельности каждого субъекта, у Бунина в мире, существующем как природно-родовое целое, трагически обречена каждая личность. Трагизм Бунина отчасти напоминает трагизм Кафки, когда субъект превращается в объект самодостаточной, необъяснимой, неуправляемой жизни мира.

Глава шестая ДВОЙНИЧЕСТВО КАК ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ КОД РОМАНА В.НАБОКОВА "ОТЧАЯНИЕ"

Роман В.Набокова "Отчаяние" был опубликован в самом начале тридцатых годов. Мотив двойников фактически организует здесь всю художественную систему. Эта традиционная, расхожая структура, ставшая достоянием массовой литературы, излюбленная активно функционирующими с конца девятнадцатого века детективными жанрами с привкусом бульварной мистики и кичевой мелодрамы, отрефлексирована в романе В.Набокова как элемент художественного языка. В романе четко выделяются два сюжета. Первый сюжет, который доминирует и поглощает второй, представляет собой процесс сочинения романа. Автором этого романа выступает русский эмигрант, немец по отцу, живущий в Берлине. Задача Германа - создать произведение, в котором были бы сломаны все стереотипы письма, разрушены повествовательные конвенции. Заурядный в повседневной жизни, Герман внутренне ощущает себя гением. Он стремится создать небывалое,  сверхоригинальное творение, способное поразить некого читателя, к которому он постоянно апеллирует.