Двойничество - [11]

суждений, вторичность поведенческой модели, пассивность ( Печорин Грушницкий, Адуев старший - Адуев младший, Штольц - Обломов, Базаров Кирсанов). Двойничество осмысливается как разные ВАРИАНТЫ СОЦИАЛЬНЫХ ТИПОВ. Парность героев в реализме не формальный прием, найденный авторами для убедительности повествования, - это след древней структуры, ставшей элементом художественного языка. Любопытно, что освоение литературой новых общественных типов почти всегда требует "пары". Пара оказывается и той почвой, от которой отталкивается художник, создавая в своем произведении образ массоидного человека. Этот процесс зафиксирован в "Двойнике" Достоевского. Господин Голядкин с ужасом обнаруживает, как множатся его копии, как по улице бегут сотни, тысячи Голядкиных, но первым шагом к этому кошмару становится появление двойника.

Разные варианты антагонистического двойничества, разная трактовка единства и мотивов противостояния становятся в ХХ веке предметом художественной рефлексии как элементы языка культуры. В этом плане показательна новелла Х.Борхеса "Три версии предательства Иуды". Цель Борхеса - показать рождение трагического сознания человека ХХ века. Герой новеллы Нильс Рунеберг, член шведского Национального евангелического общества, живет в переломное время "анализа, исторических и филологических контроверз", время, когда из рационалистического позитивистского сознания девятнадцатого века рождается парадоксальная метафизика века двадцатого с ее размытым ценностным центром и неразличимостью добра и зла. Период активной деятельности Нильса Рунеберга 1904-1912 годы. В это время он создает книгу " Kristus och Judas" ( Христос и Иуда") и две редакции монографии "Den hemlige Fralsaren" ("Тайные спасители"), а в 1912 году, сделав безумное открытие, умирает от разрыва аневризмы.

В эти годы европейская культура апеллирует к мифу, чтобы понять через него противоречивую природу современного человека. Герой новеллы обращается к традиционному христианскому концепту, к паре Христос-Иуда, пытаясь заново сакрализовать эту обветшалую модель. Мифотворчество осознается Нильсом Рунебергом как поиск истины, которая восстановит прерванную связь времен и традиций. Противостояние Иисуса и Иуды осмысливается героем новеллы как антагонистическое двойничество.

Три версии предательства Иуды следуют в тексте в порядке, обратном исторической эволюции этой структуры. Рунеберг отвергает рационалистическую социальную версию, что "Иуда предал Христа, дабы вынудить его объявить о своей божественности и разжечь народное восстание против гнета Рима"[32]. Вторая версия заключается в том, что Иуда "единственный из апостолов угадал тайную божественность и ужасную цель Иисуса"[33]. Его поступок - это последовательное принятие учения Христа, гипертрофированный, почти безграничный аскетизм, грандиозное смирение, потому что он умертвил не плоть, но дух, считал себя недостойным быть добрым, полагал, что блаженство, как и добро, - это атрибут божества, а люди не в праве присваивать его себе. Перед нами антагонистическое двойничество метафизического характера с ярко выраженным двоемирием. В ходе конфликта Христа и Иуды в этом варианте каждая из фигур обретает свой мир, становится ответственной за свой миропорядок, зеркально отражающий миропорядок двойника[34]: " Миропорядок внизу - зеркало миропорядка горнего; земные формы соответствуют формам небесным; пятна на коже - карта нетленных созвездий; Иуда неким таинственным образом - отражение Иисуса"[35].

Третья версия, та, что свела Рунеберга с ума, представляет собой слияние оппозиций, подобное архаическому. В основе слияния - деконструкция абсолюта, высшей ценности, удерживающей Христа и Иуду в пределах миропорядка. Согласно этой версии, "Бог стал человеком полностью, но стал человеком вплоть до низости, человеком вплоть до мерзости и бездны. Чтобы спасти нас, он мог избрать любую судьбу из тех, что плетут сложную сеть истории; он мог стать Александром, или Пифагором, или Рюриком, или Иисусом; он избрал самую презренную судьбу: он стал Иудой"[36]. Эта версия реализует оппозицию "Творец-Иуда", которая соответствует противопоставлению "мира горнего" "миру земному". Если Бог - это демиург, то его земное воплощение - Иуда - презренный трикстер. Фигура Иисуса как бы выносится за скобки, он оказывается "иллюзией для слабых духом", утешением для толпы. Мерзость человеческая и есть знак богоизбранности: "...образ сына, который, казалось, был исчерпан, он (шведский ученый-богослов - С.А., И.С.) обогатил новыми чертами - зла и злосчатья"[37]. В третьей версии исходный архетип "демиург -культурный герой - трикстер" предстает в своей ритуально-архаической нерасчленимости в виде единого первосущества. Двойничества уже нет. Четких гуманистических оппозиций тоже. Истина теряет рационалистическую оболочку и приобретает характер ужасающего откровения. Нильс Рунеберг избранный: "Неверующие априори сочли его ( доводы - С.А., И.С.) нелепой и вымученной богословской игрой; богословы отнеслись с пренебрежением"[38] Ученый не может жить со своим откровением в мире, по инерции существующим на рациональных основах. Неслучайно шведский богослов чувствует себя подобным великим пророкам и посвященным, узнавшим тайну Бога.