Дворжак - [3]

Тошка и думать забыл о бутылках, когда Митяй подкатил к нему со своей идеей. Тошка вообще быстро забывал. В его кладовке валялись бадминтонные ракетки с оборванными струнами, старая домра Вовкиного брата, дюжина дудок, автомобильный клаксон. Тошка играл на чем-нибудь, пока не извлекал из инструмента все возможные звуки, а потом никогда к нему не возвращался. Но у Митяя был план.

Однажды утром я увидел их вдвоем, Митьку и Дворжака. Они волочили в авоське два десятка бутылок. До этого Тошкины затеи меня мало волновали, но Митяй был мои другом — значит, должен был поделиться своей задумкой. Я подошел к ним, когда они втаскивали авоську на крышу сарая: Митька внизу, а Тошка принимал наверху. Я помог невысокому Митьке подпихнуть авоську, а потом спросил:

— Чего это вы? Опять котов приманить хотите? Аделаида тебя прибьет.

— Каких котов? — Митька презрительно сплюнул.

Базиля и весь кошачий род он и в грош не ставил.

— Коты мне ни к чему. Тошка новую штуку настраивает. Когда настроит, будем голубей приманивать.

— Так они же тут все загадят! Мама и так ругается, что все белье в голубином дерьме.

— Во чудак.

Митька посмотрел на меня так, будто я был особенно невзрачным сизарем.

— Мы ж не всех. Тошка настраивает так, чтобы голубей у куликовских переманить. Знаешь, какие у них там голуби! Я видел, как их Гришка куликовский гонял. Белые, до самой земли кувыркаются. Мне бы только двоих сманить, голубя и голубку, остальных здесь разведу.

Я уважительно вздохнул. Сам бы я до такого не додумался, даром что тоже завидовал куликовским с их роскошной голубятней.

— А мне дашь потом парочку?

Митяй великодушно кивнул. Я полез на сарай помогать Тошке.

Бутылки мы собирали долго. Подключился весь двор: Вовка таскал у отца бутылки из-под портвейна, и даже Шнир приволок одну пузатую, заграничную — из-под ликера. Тошка отбирал тщательно. Простукивал, долго вслушивался в стекольный звон. Большую часть бутылок он сразу отдавал Аркаше. Тот очень одобрял наше предприятие, ведь теперь ему самому не надо было таскаться в парк.

Вершиной нашей бутылочной кампании стала Купальская ночь. В городе у нас почему-то принято отмечать Купалу не в июле, а весной — в конце мая. Девки из станкостроительного разводили костер в роще, на берегу реки. Набегали и парни из фабричных. Говорят, парочки скакали через костер в чем мать родила, а потом долго шебуршались по прибрежным кустам. Вот в такую ночь Тошка и повел нас к реке. Если честно, мы с Митяем так и не решились подойти ближе, и ничего толком не увидели — так, мелькал огонь среди деревьев, девчонки визжали где-то неподалеку. Мы торчали в кустах, и нам было холодно и мокро. А Тошка попер прямо к костру и кинул туда свои бутылки. Утром мы разгребли здоровенное кострище и собрали урожай. Часть бутылок полопалась, а часть расплавилась. Были среди оплавившихся и вовсе странные. Помню, я нашел в еще теплом пепле одну, горлышко которой в точности напоминало морского конька. Горлышко от той бутылки я храню до сих пор.

Наконец настал день Испытания. До этого Тошка уже несколько раз испытывал бутылки, но по одной — по две — на случай, если что-то не сработает и к нам снова нагрянут коты. Результатами он был доволен. Накануне он обещал нам, что голуби точно прилетят. Вечером, после школы, мы собрались у сарая. Митяй откуда-то добыл хрустальную ножку от бокала и торжественно вручил ее Тошке. Играть надо было на закате, когда куликовская стая возвращалась на голубятню и пролетала над нашим двором. Я не раз с завистью следил за белыми птицами, зажигающими розовые искорки на крыльях. Сегодня они станут нашими. Что делать с куликовскими, когда они обнаружат пропажу, мы еще не придумали.

Тошка залез на крышу, где в два ряда стояли бутылки. Некоторые он поставил на кирпичи, другие подвесил к старой вешалке, которую Вовка приволок с помойки. Низкое солнце било Тошке в спину, бутылки просвечивали зеленью и янтарем, Тошкины уши пылали розовым, а глаза возбужденно сияли. Он набрал полную грудь воздуха и дотронулся бокальной ножкой до бутылки.

Над двором поплыл тонкий, прозрачный звук. Это было похоже на звон капели и на треск лопающихся льдинок, и немного на гудение проводов. Сердце у меня в груди стукнуло, а потом взмыло куда-то в горло и там затрепыхалось. В голове стало легко, звонко, пусто, будто мысли разбежались кто куда, оставляя место для Тошкиной музыки.

Вован прошептал под ухом:

— Думаешь, прилетят?

Я отмахнулся. Кажется, в тот момент мне было плевать на голубей.

Я бы так и стоял, зачарованный, если бы Митька не ткнул меня локтем в бок. Я обернулся. Митька указывал вверх, где в вечереющем небе показалась белая стайка. Они приближалась стремительно, отблескивая крыльями, кувыркаясь в воздушных потоках… А потом мы поняли, что это не голуби.

Первый из них неуверенно покружился над двором и уселся на старый тополь. Через секунду собратья его заполонили двор. Они были всюду: на крыше Аделаидиной пристройки, на проводах, на голубятне и даже на кривом столбе. Наверное, должно было потемнеть, ведь стая закрыла солнце. Но стало, наоборот, светлее.