Дворянские поросята - [2]
Каждое утро отец занимался разбором дел. Прихожая была полна крестьянами. Большинство дел было о кражах, потраве, просто драках или драках с увечьями, о побоях жены мужем, матери сыном... Сидя за тонкой перегородкой, в смежной с канцелярией кухне, я, в мои девять лет, выучил много отборных ругательств, которые повторялись Земскому Начальнику потерпевшими...
Одно дело было совершенно своеобразно. Ревнивая жена откусила у мужа кусочек носа. Я видел этот сизый комочек свалявшегося мяса, завернутый в газетную бумагу; он был приложен к делу, как вещественное доказательство.
Ежедневно я занимался уроками, подготавливаясь к экзамену в первый класс гимназии, после чего Леночка давала мне очередной урок игры на рояле. Остаток дня я проводил по собственному разумению. Посещал конюшню, где надоедал кучеру Андрею постоянным вопросом: "Что делают лошади?". Их было две. На что Андрей, с некоторой досадой, отвечал: "Что делают? Едят, пьют"... и добавлял еще два глагола, их повторить здесь неудобно.
Я смотрел на мирно жующих лошадей, малоподвижных в своих стойлах, и невольно вспоминал, как часто посещавший Андрея лошадник, подходя близко к яслям, щелкал кнутом - отчего лошади вздрагивали, закидывали головы кверху, поджимали зады и нервно переступали с ноги на ногу. На протесты Андрея, хохочущий барышник заявлял: "Теперь каждая из них выглядит на 100 рублей дороже". Затем, посидев на козлах экипажа с воображаемыми вожжами в вытянутых вперед руках, я перелезал на заднее сиденье, запахнувшись пахнущим дегтем фартуком. После чего посещение конюшни считалось законченным.
Изредка бывали развлечения большого размаха. Помню ярко один зимний день. Получив два рубля от бабушки из Могилева (она не одобряла брак моего овдовевшего отца с молодой, только что из института, Леночкой), я решил их истратить по-своему.
Андрей, во время поездок, часто давал мне вожжи и я гордо правил нашим серым в яблоках Соколом или Гнедым. Но мне хотелось править лошадьми в парной упряжке и поэтому, при помощи кучера, я уговорил местного парного извозчика дать мне напрокат его лошадей на целый час; он потребовал 90 копеек. Я успел купить общую тетрадь и карандаш, а оставшиеся деньги отдал Андрею, который, сделавшись моим кассиром, уплатил вперед требуемую извозчиком сумму.
Эта пара лошадей - белая и вороная - была запряжена в сани с меховой полостью. У белой был "козинец" (некоторая подогнутость, раздутость коленей передних ног), а вороная стояла в полудреме с отвисшей нижней губой.
Сначала мне было трудно заставить лошадей бежать рысью. Накричав "н-но, н-ноо" до хрипоты в голосе и, нашлепав их вожжами, я добился, что они лениво затрусили. Белая все тянула в сугроб у тротуара (только потом я узнал, что она была слепая на один глаз). Вскоре я наловчился правой вожжей притягивать ее ближе к дышлу. Так гордо стоя, я проехал по всем улицам этого уездного городка. Потом мне показалось скучным кататься без седока на заднем сидении.
Насилу я упросил нашу прислугу Нюту, поехать "за барыню". Ее хватило только на два раза вокруг нашего квартала; жалуясь на холод, она сошла у нашего дома, а я продолжал подгонять коней уже кнутом... Вороная, оказалось, могла, екая селезенкой, скакать галопом, Над ней появился пар. Владелец-извозчик, подкарауливший меня на одном из углов, потребовал, чтобы я пустил лошадей шагом, так как срок найма истекал.
Это мне не понравилось, да и к тому времени я уже достаточно поуправлял парой; я отдал лошадей извозчику и направился в пивную, где, по условию, я должен был найти Андрея.
В большой комнате, среди облаков табачного дыма, за столом восседал уже полупьяный кучер, окруженный своими собутыльниками... Мне был преподнесен полный стакан пива. Я с трудом отпил полглотка и этим как бы подтвердил свое участие в попойке... Очевидно, это входило в планы Андрея; он тут же заявил, что от моих денег не осталось ни копейки.
В ВАГОНЕ
- Двадцать один час! Подумайте, два-адцать один час, мы сидели на этой, Богом забытой, маленькой станции, приехав из Киева, - маленький человек, с седеющей головой, тряс указательным пальцем правой руки, в то время, как его карие глаза, с отекшей кожей под ними, уставились в своего компаньона по купэ. Он сидел на мягком сидении, слегка качаясь в такт колесам вагона, которые, перебирая стыки рельсов, выстукивали однообразный, укачивающий напев.
- Да и название этой станции кто-то умно придумал - "Круты"- точно крутая горка, через которую трудно перебраться. А все почему? - Он продвинулся вперед и тогда его ноги достали до пола:-По-о-тому, что эта железная дорога принадлежит частному предприятию, которое отказывается пустить два поезда в сутки. Экономят! Экономят на наших шеях! - Он еще повысил свой, и без того, высокий голос. - Но они забывают об экономии, платя жалованье, в астрономических цифрах, своим директорам правления. А возьмите скромное жалованье наших правительственных чиновников, военных, докторов - этих жрецов медицины, с мизерной оплатой их визитов, которым пациенты суют в темном коридоре при прощании, мятые рублевки... А они, эти... предприниматели, коммерсанты, владельцы дороги, преподносят своим Главноуправляющим премии в шестизначных цифрах... Это... это же, - он приподнял свои узкие плечи, пока подбирал необходимое для него слово, ...это просто... неприлично... получать такие суммы денег, в то время, как самый высокий оклад жалованья министрам в нашем Государстве не превышает 20-ти тысяч рублей в год.
Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.
«Санньяса» — сборник эссе Свами Абхишиктананды, представляющий первую часть труда «Другой берег». В нём представлен уникальный анализ индусской традиции отшельничества, основанный на глубоком изучении Санньяса Упанишад и многолетнем личном опыте автора, который провёл 25 лет в духовных странствиях по Индии и изнутри изучил мироощущение и быт садху. Он также приводит параллели между санньясой и христианским монашеством, особенно времён отцов‑пустынников.
Татьяна Александровна Богданович (1872–1942), рано лишившись матери, выросла в семье Анненских, под опекой беззаветно любящей тети — Александры Никитичны, детской писательницы, переводчицы, и дяди — Николая Федоровича, крупнейшего статистика, публициста и выдающегося общественного деятеля. Вторым ее дядей был Иннокентий Федорович Анненский, один из самых замечательных поэтов «Серебряного века». Еще был «содядюшка» — так называл себя Владимир Галактионович Короленко, близкий друг семьи. Татьяна Александровна училась на историческом отделении Высших женских Бестужевских курсов в Петербурге.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.