Дворянские поросята - [12]

- Нет, я не бледный, - протестовал запыхавшийся Лашкевич, - собирая с полу оторванные никелевые пуговицы, - я его... тоже... подшиб... раз.

- Не смей спорить с дядькой (старшим, авторитетом - по самими установленном лексиконе пансионеров), буркнул Проценко. - Шаповал, отвези меня в клозет.

Шаповаленко послушно подставил свою спину.

- А ты, Лашкевич, - продолжал диктовать Проценко, - принеси мне твоих коржиков. Я ведь спас тебя, - и не дожидаясь ответа, отправился на спине Шаповаленко через весь зал в коридор. Уборная была занята, поэтому всадник приказал своей "лошадке", отвезти его в уборную 2-го Отделения, но внезапно слез на пол...

Ниже среднего роста, худой, с военной выправкой, орлиными глазами и таким же носом над его коротко подстриженными усами и бородой, воспитатель 2-го Отделения, барон фон дер Дригген, быстро поднимался по лестнице. Не дойдя до верха, на площадке под часами, он встретился с французом, пансионским инструктором фехтования. Они обменивались оживленными французскими словами о чем-то очевидно курьезном, потому что барон, отбросив от своего "аршин-прогло-тившего" туловища руки назад, вдруг захохотал. Его верхнее "гы" прокатилось гаммой до нижнего "гы" и гулко отдавалось в высоких потолках Пансиона.

- Если баран видел меня на твоем горбу, скажи... ты сам попросил меня... шоб испробовать свою силу, - прошептал Проценко в ухо Шаповаленко, а сам смешался с группой пансионеров, скучившихся в малом рекреационном зале 2-го Отделения, для примерки их зимних брюк и косовороток.

С сантиметром на шее, с булавками зажатыми толстыми губами и с серым мелком в руке, сизоносый, рыжебородый портной Юдашкин вел примерку.

- Юдашкин, пожалуйста сделайте пошире. Мне тесно в плечах, - просил Карпенко. - И воротник жмет. - Он выпятил грудь и, закинув голову назад, раздул шею. Он был весь поглощен французской борьбой. Бычьи шеи, могучие плечи, громадные бицепсы гиревиков и борцов местного цирка, были идеалами мужского телосложения для Карпенко. Несмотря на некоторую физическую недоразвитость своего 13-ти летнего тела, он ходил медленно, немного вразвалку, ("все борцы так ходят"), держал чуть отведенные в стороны руки так, как бы страдая от чирей под мышками ("большие бицепсы") и всегда носил косоворотку с двумя пуговицами на вороте расстегнутыми ("шея велика").

- Да, да, сделаю, - бормотал портной углом рта, несмотря на то, что его два пальца свободно проходили между "тесным" воротом и "могучей" шеей просящего.

- Юдашкин, пожалуйста сделайте так, чтобы рукава моей суконной рубахи не были похожи на рукава женской кофты, - беспокоился франтоватый Гамалея, носитель собственной купленной в Киеве формы.

- Да, да, сделаем, - покорно вторил Юдашкин, меряя, закалывая, отмечая мелом, по-еврейски диктуя своему сыну Лейбе цифры размеров...

Бледный Лейба с глазами как черные оливки, наблюдал за работой своих младших братьев Исаака и Давида, которые прикалывали к одежде булавками бумажки с именами их будущих носителей.

- Гаспадин Прецелько, по-жа-алуйста не перепутайте билетики, - просил Исаак Проценко.

Проценко помигал глазами и, оставив кучу штанин, засунул руки в карманы. Он шмыгнул носом, пожевал губами, точно хотел сказать что-то, но стоял тут же молча. Вдруг, как будто какая-то новая мысль взбудоражила его. Он снова шагнул к новой одежде, поднял косоворотку и поднес ее к своему носу.

- Это чем-то скверно пахнет, - объявил он. - Эта рубаха пахнет чесноком. Его озорные глаза блестели, - чья она? - И, прочтя билетик, "Гамалеи", он продолжал давясь от смеха. - На балу танцуя с своей симпатией, будешь обдавать ее запахом чеснока!

- Он зажал свой нос двумя пальцами и хихикал. Гамалея сделал гримасу и покраснел.

- Пожалуйста, гаспадин Прецелько, пожалуйста... Эта примерка для 2-го Отделения. Ваша будет на следующей неделе, - намекнул на Проценкино излишнее присутствие Лейба.

- Одежда, чтобы носить, а не нюхать, - задиристо заметил Давид.

- Новая материя всегда пахнет. Она выветрится... Не беспокойтесь гаспадин Гамалей, - уверял Лейба.

- Это ничем не пахнет. - Он понюхал раз и другой раз темно-серую, цвета маренго, шерстяную косоворотку. - Новая шерсть всегда пахнет чем-то, трудно сказать чем... Вы хотите попросить гаспадин барон понюхать это тоже? преподнес он возможность, совсем нежелательной для Проценко встречи с бароном, басистый голос которого раздавался уже на верхней площадке лестницы.

Проценко нахмурил лоб, как бы обдумывая степень опасности от встречи с фон дер Дриггеном. Потом вытянул свои губы в дудочку и, чуть посвистывая, отправился в прилежащую спальню. Там он увидел веснушчатого реалиста Константинова.

- Конька, поди сюда. - Повернув его за плечи, он повел Коньку в умывальню. - Полезем на крышу, птенцы уже вывелись... я знаю.

- А где баран? - спросил осторожно Константинов.

- Он собирает младших на прогулку.

- Мне надо идти с ними!

- Ты-ы хочешь идти через город парами, как приготовишки - гимназистки? верхняя губа Проценки вздернулась к носу.

- Нет! Но я могу купить халвы в бакалейке по дороге...

- А где деньги?