Дворянин - [18]

Измайлов же не желал оказаться в дурной ситуации на случай, если все вскроется. Приписывание себе несуществующего дворянства чревато уголовной ответственностью. Поэтому он всячески давал понять, что не принадлежит к благородному сословию, а на прямые вопросы отвечал вполне категорично. Однако убедить окружающих в этом было невозможно. Ну и пусть их…

После первого свидания, наполненного страстью, баронесса осталась настолько довольна, что заявилась на борт «Газели», предложив погостить на ее острове. Владения скромные, население насчитывает всего-то шесть тысяч человек. Плюс дружина, рота морских пехотинцев при четырех полевых семидесятипятимиллиметровых пушках, вооруженная шхуна да четыре катера береговой охраны с метательными минными аппаратами.

Серьезное оружие, если учитывать малые габариты носителя, его скорость, маневренность и заряд самой мины в двадцать пять килограмм динамита. Конечно, не идет ни в какое сравнение с торпедой, но благодаря дальности хода и точности современных самодвижущихся мин вполне может конкурировать в эффективности. Хотя атаковать на таких катерах могут только настоящие смертники: дистанция атаки составляет всего-то сорок – пятьдесят метров.

После короткого совещания решили принять приглашение Эмилии де Линьолы, и за прошедшую неделю жалеть об этом пока не приходилось. Быт и распорядок вполне устоялись. Обитатели «Газели» даже расслабились. Но, признаться, в опасность и не верилось, что в общем-то и неудивительно. Проскурин – вассал боярина Голубицкого, и, если вскроется, что Борис – одаренный, никто даже не допустит мысли о том, что Измайлов – сам по себе, просто потому, что такого быть не может.

Что же до баронессы, то не похоже, что она готова сцепиться с кем-то всерьез. Экономика острова основана на полном цикле производства шелка. Здесь имеются обширные посадки тутовых деревьев, фермы по разведению и выращиванию тутового шелкопряда, две фабрики по переработке сырья и одна ткацкая.

Влезать в военные авантюры для такого владетеля просто глупо. Тем более ее дружина, с учетом экипажей шхуны и катеров, насчитывает едва ли три сотни человек. Отбиться от шайки каких-нибудь разбойников более чем достаточно, а против десанта регулярных войск выглядит несерьезно.

– Уже покидаешь меня, мой рыцарь? – открыв глаза, томно произнесла Эмилия.

– Нужно бежать. Павел Александрович – строгий учитель. Если опоздаю, получу нагоняй.

– Кстати, милый, у меня есть к тебе просьба.

– Все, что в моих силах.

– Разумеется, в твоих. Я хочу, чтобы ты написал меня вот такой. – Она откинула легкое одеяло, явив Борису свое волнующее и манящее обнаженное тело.

– О чем ты? – искренне удивился он. – В нашей компании имеется художник, я могу передать ему твою просьбу.

– Ты об этой посредственности? – фыркнула она. – Я отдаю должное его познаниям, он по-настоящему разбирается в живописи, однако кисть не его конек.

– Но сам я умею только пользоваться фотографическим аппаратом.

– Пойдем, я кое-что тебе покажу, – легко соскакивая с постели, словно не только что проснулась, произнесла она.

Подхватила со стула невесомый, прозрачный шелковый пеньюар, который лишний раз подчеркивал ее соблазнительные формы, и направилась к выходу из спальни. Борис, прихватив с собой светлый льняной пиджак, двинулся следом.

Они прошли по коридору и вошли в одну из высоких дверей. За ней оказалась большая комната, стены которой были увешаны картинами. Надо сказать, пристроены они были пока свободно, но по мере роста коллекции их расположение будет неизменно уплотняться.

На стене справа он заметил несколько картин с одинокими обнаженными женщинами и молоденькими девицами. Впрочем, его заблуждение длилось недолго. Работы принадлежали разным мастерам, разным школам, разным стилям, но на всех полотнах была изображена Эмилия. Вне всяких сомнений. Слева были помещены парадные портреты, и там она так же была представлена в разных возрастах.

– Жан Антуан Ватто, Жан Батист Шарден, Каналетто, Жан-Этьен Лиотар, Антон Рафаэль Менгс, Федор Рокотов, Карл Брюллов, Александр Иванов, – перечисляла она, указывая на картины. – Все они сочли, что моя красота достойна того, чтобы ее запечатлеть. И только ты своим отказом говоришь об обратном.

– А с чего ты взяла, что я художник? – пожал плечами он.

– Милый мальчик, я слишком хорошо разбираюсь в людях, чтобы меня можно было запутать.

Мальчик? Ну-ну. Не такой уж он и мальчик, учитывая две его жизни. Скорее уж она молодка. Хотя-а-а… Он бросил быстрый взгляд на картины, оставшиеся в стороне. Похоже, она его может еще и внучком назвать, а то и правнуком, потому как между двумя молоденькими обнаженными нимфами была некая разница, которую не объяснить разными школой и стилем. Баронесса однозначно прошла через перерождение. Быть может, и не через одно.

– Итак, господин Некто, что теперь вы ответите на мою просьбу? – мило улыбнувшись, с хитринкой закончила она.

При этом Эмилия остановилась так, что за ее левым плечом оказался его набросок, сделанный в галерее и уже забранный в строгий багет. Вот так. То, что и работой-то назвать нельзя, вдруг оказывается в столь именитой компании.