Дворец вечности - [21]

— Сюда! — закричал Тевернер. — Держите на дерево тейт!

Он бежал к поляне, крича и размахивая руками, пытаясь собрать растерявшихся людей. Некоторые послушались, другие смотрели на него ошалелыми глазами.

— Быстро! — крикнул чей-то голос. — Делайте, как он велит!

Тевернер повернулся и увидел Криса Шелби. Даже сейчас его высокая жилистая фигура сохраняла некоторую элегантность, но левая рука бессильно повисла, и по пальцам текла кровь.

— Хватит кричать, бежим! — Тевернер схватил Шелби за здоровую руку и поволок к ближайшему тейту.

— Вы дурак, Мак, — болезненно улыбнулся Шелби на бегу. — Вы даже не свой на Мнемозине.

— Когда-нибудь буду.

Тевернер глянул сквозь кроны деревьев, где быстро мелькнули винты коптера, который готовился ко второму заходу над поляной. Сомнительно, чтобы Тевернеру удалось избежать ловушки, которая начала смыкаться вокруг него с момента рождения.

Глава 8

Кожистокрылый встревоженно пищал, когда Тевернер открыл его плетеную клетку.

Тевернер послал ощущение уверенности, и плотное тело расслабилось, серебряные глаза смотрели на человека в тусклом свете пещеры. "Так и надо, маленький друг, — думал Тевернер, — именно расслабиться". Он перенес кожистокрылого на кучу сухой травы, служившей постелью. На полу рядом с постелью лежала шестифутовая стрела. Она была примерно в дюйм толщиной и сделана из твердой как сталь травы-копья, в изобилии росшей в овраге. Столь же удивительным, как и размер стрелы, был ее наконечник, непропорционально широкий, выпуклый, вырезанный из дерева. Частично от был полым, и в его нишу можно было поместить кожистокрылого. Тевернер осторожно сделал это и проверил, чтобы куполообразная голова животного не зажималась, а глянцевитые крылья могли свободно двигаться. Удовлетворенный, он отнес животное обратно в клетку и запер ее.

— Как вы думаете, Мак, когда придут за нами? — спросил Шелби, едва заметный у входа в пещеру.

— Уверен, что завтра.

— Вы не думаете, что они рискнут на ночную атаку?

Я хочу сказать, что у них есть инфракрасные приборы и оружие, а у нас нет.

— Никакого шанса, — твердо сказал Тевернер. — Мы не видели усыпанного голубыми звездами коптера Фаррела весь день, а они не двинутся, пока он не появится.

— Вы, кажется, весьма уверены.

— Да. Видите ли, это игра Фаррела. Сколько времени они уже обстреливают нас?

— Два месяца.

— А сколько людей мы потеряли?

— Восемь.

— Понимаете, что я имею в виду? Если бы Фаррел был действительно встревожен, мы умерли бы за несколько минут. Он мог бы распылить весь район, сжечь лес или расплавить все вокруг нас. Он мог бы поставить на коптеры тактические атомные бомбы, и все мы погибли бы в один день.

— Но это плохо отразилось бы на общественных отношениях, не так ли? Персонал базы предпочитает в городе отдыхать.

— И плохо отразится на личных отношениях. — Тевернер подумал о Лиссе и манере, с какой Фаррел обхаживал ее прямо с первой встречи. Зная ее отношение к артистической колонии, Фаррел сделает все возможное, чтобы Лисса не узнала о происшедшем в лесном треугольнике.

Вслух он добавил:- Человек, воспользовавшийся атомными бомбами для уничтожения нескольких мятежных блох, будет плохо выглядеть в блестящем армейском рапорте.

Кроме того, я уверен, что это его игра. Это личный олений загон Фаррела, и убийство произойдет при свете дня и с его правом на выстрел.

— Он, похоже, очарователен. — Шелби вошел в пещеру. — Хотите выпить, Мак?

— Нет, спасибо, — Тевернер поставил стрелу в ряд с пятью другими. Много ли этой дряни вы взяли с собой?

Шелби хмыкнул.

— Всего одну фляжку, но я берег ее, а сейчас подумал, что если не выпью ее сегодня, то могу не выпить вообще.

— Люди выбивались и из худших углов.

— Возможно, но если мы пробьемся через эту линию, мы не поднимемся выше жизни на архипелаге. Все это, похоже, довольно бесцельно.

Тевернер понимал, что имеет в виду Шелби. Пещера была в основании утеса по западному краю леса, глубоко спрятанная в расщелине, которую пробил когда-то бежавший здесь поток. Армейцы еще не знали точного ее местонахождения, но они сузили поиск до двухмильной протяженности утесов и окружили этот район. Тевернер планировал пробиться через этот кордон и идти на север в более дикую необитаемую часть континента. У него была слабая надежда, что, если они скроются с глаз, о них постепенно забудут. Однако он понимал, что для таких людей, как Шелби, это означает лишь сменить быструю смерть на медленную.

— Вспомните Гогена, — сказал он.

— Гогена? — Шелби сел на постель. — О, я понимаю, что вы имеете в виду. Не в том дело. Я не могу жить без живописи. Живопись — это единственное, что я умею делать хорошо. Утешительно сознавать истину и отказаться от попыток ее осуществления.

В голосе Шелби слышалась странная нота, напомнившая Тевернеру о женщине с бельмом, которая не решилась ехать на Мнемозину.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать… ни у кого из нас нет сейчас места.

Скоро ли придут сюда сиккены, Мак?

— Могут и совсем не прийти.

— Не шутите со мной. Война началась до нашего рождения, и мы увязнем в ней.

— Вы так думаете?

— Я знаю, несмотря на скромность Военного бюро относительно этого. Вы знаете, Мак, странный мир — Мнемозина. Здесь самая высокая доля артистов, поэтов, музыкантов по сравнению со всеми человеческими колониями.