Дворец в истории русской культуры - [25]
На этимологическом уровне – на глубине рождения значений – пространственные категории центра и границы неотделимы от категорий времени, что подтверждает концепцию пространственно-временного континуума картины мира архаической эпохи [223] . Пространство и время в архаической модели мира не являются первичными категориями, но конституируются «вещами» [224] . К ряду таких «первых вещей», задающих, формирующих пространство и время (первых не в историческом, но в символическом смысле) [225] , относятся природные объекты – гора, дерево, камень; рукотворные – котел (горшок, чаша, сосуд) [226] ; постройки, элементы постройки (ворота, столб, очаг, алтарь). Их конституирующие возможности подобны и значения взаимосвязаны.
Этимология слов двор, дверь, ворота, связанная со значениями «вращать», «вращение», «превращение», вводит в систему значений временное измерение и одновременно подключает процесс обозначения границ к кругу представлений о магической силе [227] . В русском языке порог, порожний исторически родственны слову рок , а враг и ворог словам ворожить, ворожба [228] (также ср. ср. лат. forus «доска» и forum «рыночная площадь», совр. исп. fuerza «сила», совр. англ. force «сила», совр. исп. puerta «дверь»).
К и.е. корню *potis (лат. potis «могущественный») восходит др.-инд. patis , авест. paiati «могущественный» (совр. исп. patio «двор»). Тот же корень лежит в основе исконно-славянского господ (производные от него господарь, государь ), исходная форма которого *gostъpodъ . Благодаря общей праоснове старославянское *gostъpodъ соотносится с лат hospitis «хозяин, предоставляющий гостеприимство» [229] .
С магической силой связаны чертоги. Родство слов чертить, черта с чарами, чудом признается исследователями, что не удивительно – в мифопоэтическом пространстве границы наделены особым статусом и особыми качествами. Старославянское чаръ «колдовство» восходит к праславянскому * čarъ и родственно авест. čârâ «средство». По разысканиям В.В. Виноградова черт , родственное и чарам , и чертам, в «разговорном стиле» русской литературы вплоть до XVIII века обозначало «мастер, знаток, мастак на что-нибудь». В качестве примеров В.В. Виноградов приводил строки «я на правду черт » из произведений Г.Р. Державина и П.С. Вяземского, «я черт на нравственность» из А. Шаховского и др [230] . Перс. čâr, čârâ «средство», с которыми связывают происхождение слова чертог, имели значение «средство, помощь, хитрость» [231] . Не случайно, в древнерусском языке чертог – это, в первую очередь, брачный покой, а брак выступает моментом сакрального времени.
В древнейшем слое значений пространственные характеристики неотделимы от представлений об истине и красоте. Пространство в древнем сознании, структурированное в дихотомических категориях центра – периферии, верха – низа, правого – левого, связано значениями с этическими и эстетическими категориями: правда – ложь, благо – зло, красота – безобразие. «Прямое в истории понятий нравственности противопоставлено искривленному, прямое отождествляется со справедливостью и достоинством, кривое с обманом и ложью. Такая картина была уже в индоевропейском языке», – писал Э. Бенвенист [232] . И в языке Средневековой Руси слова с корнем – прав- имели значение «прямой», «ровный» [233] . По М.М. Маковскому, слова, имеющие значение верха, высоты включены в концепты веры, истины: «понятие “стоять, вздыматься вверх” нередко приобретало значение “настоящий, истинный”», что сохранилось в русском на – стоящий [234] .
Слова, означающие украшение (узоры), сияние, блеск связаны в пространственном отношении с проведением черт и границ, со значениями «верха», «высоты», в этическом отношении с понятиями добра и блага, в основе этого значения «жертва», «жрец», «приношение дара» [235] . Подобные семасиологические связи обнаруживаются во многих языках и.е. семьи.
В этимологии домов, храмов, дворцов лингвисты обнаруживают «следы» жертвоприношений [236] . Известные историкам и этнографам обычаи жертвоприношения при строительстве (городов, храмов, дворцов) [237] , в том числе и ритуалы закладки здания или заложения первого камня, можно считать рудиментами сакрального статуса строения, свойственного глубокой древности. Отношение к строительству, как к таинству, к магическому акту лежит в основе представлений о сверхъестественной силе и особой миссии строителей от архитекторов-жрецов – египетского Имхотепа, шумерских энси [238] до членов ордена вольных каменщиков.
Название царского жилища содержит в себе характеристику размеров и высоты строения. У шумеров LUGAL, «царь» – буквально «большой человек», а «дворец» EGAL буквально «большой дом» [239] . В Древнем Египте титул фараона произошел от названия особого типа дома, который был одновременно и молельней, и жилищем предводителя племени, а назывался «пер-ун» – «дом великий» или «пер-ну» «дом огня» [240] . Тох. В.
