Дворец райских наслаждений - [197]

— Том, — начала было Элен. — Мне так жаль…

— Не надо. Бери пример с меня. Я ни о чем не жалею. Я достойно приму то, что нас ждет. Быть может, мне удастся как-нибудь подбодрить остальных. Детям Милуордов и Катерине придется несладко. Фишер с Филдингом напуганы. Нам надо крепиться. Быть может, когда родители обо всем узнают, они найдут в своем сердце место для гордости. Держался до последнего. Отыграл матч до конца. Кстати, я написал им письмо. Может, кто-нибудь возьмется его передать?

— Ты мужественный человек, — произнес Генри. — Я горжусь, что водил с тобой знакомство.

Они пожали руки.

— Том, боюсь, нам пора, — сказал Генри.

— ЭФ, в тот вечер…

— Я обо всем забыла, Том. Обо всем, — она подалась вперед, желая поцеловать его в щеку, и, поддавшись порыву, заключила молодого человека в объятия. Первым отстранился Том:

— Удачи, ЭФ.

— Удачи, Том.

Она коснулась его щеки. Опустив голову, здоровяк обвис на костылях. Девушка быстро отвернулась и подхватила чемодан. Нелли подняла с постели детей, которые были уже одеты. Ребятишки держали маму за руки и водили по сторонам огромными от волнения глазами.

— Итак, доктор, вы с нами? — спросил Генри. — У нас нет времени на споры. Сами знаете, что будет, если откажетесь.

— Я… я не могу, — выдавил Аиртон.

— Тогда никто не поедет. Это условие сделки, которую я заключил с мандарином.

— Мистер Меннерс, что это значит? — спросила Нелли. — Эдуард, о чем он толкует?

Дверь резко распахнулась, и на пороге возник Бартон Филдинг, сжимавший в руке нож.

— Я вас увидел, поганцы, — завопил он. — Крадетесь по коридору как крысы. Я все слышал. Трусы! Хотите отсюда сбежать? Без меня никто никуда не пойдет.

— А вы кто такой, черт возьми? — спросил Меннерс. — Все это начинает мне напоминать какой-то водевиль.

— Желаете знать, кто я такой? — заорал он на Меннерса. — Кто вы такой, мне плевать, а вот лично я — председатель американского попечительского совета по делам христианских миссий в Китае. Я здесь главный, пусть даже никто из вас, мерзавцев, не выказывает никакого уважения к моей власти. Особенно этот трус Аиртон, который, как я вижу, позабыв о своих обязанностях, решил сбежать первым. Э-э-э, нет, уж если кто-то и собрался убраться отсюда, так это я, и я прирежу любого, кто попытается встать у меня на пути.

Собравшиеся в комнате взирали на Бартона со смесью удивления и жалости. Глаза размахивающего ножом Филдинга сверкали безумием. Быть может, ему и удалось бы кого-нибудь ранить, если бы он вовремя заметил мощную фигуру Септимуса Милуорда, неожиданно выросшую прямо у него за спиной. Септимус крепко схватил Филдинга и вывернул ему руку. Нож, звякнув, упал на пол.

— Дамы и господа, меня разбудил шум. Доктор Аиртон, вас донимает эта заблудшая душа? — вежливо осведомился Милуорд, затыкая огромной ладонью рот вырывавшегося Бартона.

— Мы, собственно, уже собрались уходить, — промолвил Генри. — По крайней мере, я так надеюсь. Итак, доктор?

— Да как я могу уйти с вами? — со злобой в голосе рявкнул доктор. — Я не желаю заключать с мандарином никаких сделок.

— Ваша чувствительность делает вам честь, но знайте, что вы обрекаете на смерть жену, детей и Элен. Что ж, это ваш выбор, — сказал Генри. — Последний раз спрашиваю, вы едете или нет? Майор Линь может заинтересоваться нашим долгим отсутствием. Он может прийти с минуты на минуту.

— Нелли, что же мне делать?

— Эдуард, я не могу за тебя решать.

— Боже! — воскликнул Аиртон, закрыв лицо руками. — Ну помогите же мне!

Собравшиеся в комнате взирали на муки доктора, и лишь Септимус, одетый в длинный китайский халат, продолжал оставался спокойным. Именно он и прервал напряженное молчание:

— Простите, доктор, что лезу не в свое дело, однако, насколько я понимаю, этот человек ставит вас перед выбором между вашей жизнью и смертью и жизнью и смертью ваших близких. И вы еще о чем-то думаете? Вам не кажется, что таким образом вы рискуете впасть в смертный грех гордыни?

Аиртон, тяжело дыша, опустился на пол:

— Я мечтаю лишь об одном — бежать вместе со своей семьей. Но как? Как?

— Может, через окно? — с готовностью предложил Септимус. — Я бы на вашем месте воспользовался окном.

— Давай-ка, вставай, глупышка, — произнесла Нелли, — мистер Меннерс, говорите, что нам делать. Нам идти за вами?

Один за одним они пролезли через окно и спрыгнули на траву. Генри, который уже стоял снаружи, помогал им спуститься. Сунув в рот вырывавшегося Бартона Филдинга кляп и заперев проповедника в шкафу, Септимус подхватил два чемодана и медицинский саквояж, который он заметил в углу комнаты, и передал их через окно. Генри знаком показал в сторону темневших деревьев, где людей ожидала телега. К счастью, луну затянули тучи, поэтому оставалась надежда, что боксеры, чьи костры полыхали у подножия холма, не заметят беглецов. Генри, сжимая чемоданы, поторапливал спутников. Нелли поддерживала спотыкавшихся детей, а Элен тащила медицинский саквояж. Доктор, чьи руки были свободны, в последний раз кинул назад полный муки взгляд. Аиртон понял, что на всю оставшуюся жизнь запомнит маячившие в окне лица Тома, Септимуса, герра Фишера, Катерины и мистера Боуэрса, которых разбудил шум, поднятый Филдингом. Обитатели дома вбежали в комнату как раз в тот момент, чтобы увидеть, как их покидает их пастырь. Лица были преисполнены горечи, тоски и, как показалось доктору, упрека. Ни один из обитателей дома не помахал на прощанье рукой.