Дворец райских наслаждений - [137]

— Хочешь сбежать?

— Да, миссис Аиртон, — глаза Элен сверкнули. — Если позволите, я бы хотела сбежать.

Нелли кинула взгляд на супруга. Аиртон нервно переступил с ноги на ногу и прочистил горло.

— Родная, ты же прекрасно знаешь, что мы тебя не отпустим. В твоем состоянии…

— В моем нынешнем состоянии виновата я сама. Мне и нести ответственность. Больше никого винить не надо. И я не прошу вас о помощи.

— А что же прикажешь сказать твоему отцу? — спокойно спросила Нелли.

— Правду, — резко бросила Элен. — Чем раньше он узнает, как я его опозорила, тем быстрее меня забудет. Что же касается Тома… Лучше я уеду. По отношению к нему мой поступок будет милостью.

— Думаю, ты просто не представляешь, как они тебя сильно любят, — промолвила Нелли.

— Мисс Аиртон, вы что, забыли? Так я напомню. Я падшая женщина. Вы ведь считаете именно так. Я блудница, мисс Аиртон. И знаете, мисс Аиртон, мне нравилось быть блудницей. А еще я курю опиум. Разве ваша драгоценная Библия не требует изгнания таких грешниц, как я?

— Моя Библия запрещает бросать первый камень, — ответила Нелли.

— Да перестаньте вы лицемерить, миссис Аиртон! Я знаю, сколь сильно вы меня презираете. И только не рассказывайте мне о своих планах спасения моей души. Я не из тех несчастных китайцев, что валяются у вас в лазарете, которых вы хотите обратить в христианство с помощью гипсовых повязок и миски с лапшой. Если вы и вправду хотите мне помочь, отдайте мне жалованье. Я куплю билет, и больше вы меня здесь не увидите. Я проклята. Мне мучиться, слышите, мне — и никому больше!

— А как же мистер Меннерс? Он едет с тобой? Он будет о тебе заботиться?

— Он не имеет никакого отношения к моему решению.

— Человек, поломавший тебе жизнь, не имеет никакого отношения к твоему решению?

— Никто мне жизнь не ломал, миссис Аиртон. Я сама во всем виновата. Все это время Генри… вел себя благородно, по-рыцарски. Я испытываю к нему только благодарность и уважение, но в первую очередь все-таки благодарность. Впрочем, вам этого не понять.

— И за что ты так ему благодарна? За внебрачного ребенка?

— Я так и знала, что вы ничего не поймете. Генри… он свободен. И он освободил меня.

— Это несколько выходит за рамки моего понимания, — кашлянул Аиртон. — На мой взгляд, этот человек — хам, лжец, соблазнитель… и даже хуже. Не знаю, какими чарами он тебя опутал, коли ты заступаешься за него даже после того, как он с тобой так обошелся. Может, все дело в опиуме. Я просто доктор, и передо мной стоит конкретная задача. Я желаю, чтобы ты поправилась и бросила курить опиум. Ты желаешь отправиться в странствие по незнакомой стране. Денег у тебя будет немного, и, значит, вскоре ты останешься без средств для удовлетворения своей пагубной привычки. До добра это не доведет. Последствия как физического, так и духовного плана будут столь ужасны, что я даже не берусь их предсказывать. Кроме этого, надо подумать о здоровье ребенка. Ты ведь не хочешь, чтобы он погиб? Чтобы этого не произошло, нужно позаботиться о твоем здоровье. Твоем, миленькая. Как же, глупенькая, я смогу позаботиться о тебе, если ты хочешь бежать на поезде от демонов, беснующихся в твоей душе? Так что ни в какой Тяньцзинь ты завтра не поедешь. Все. Кончено. И прежде чем ты начнешь мне рассказывать о том, что способна отвечать за свои поступки, — спасибо, довольно с нас этого новомодного вздора, — позволь мне напомнить, что ты еще несовершеннолетняя, тебе нет двадцати одного года и, значит, ты должна слушаться отца. А поскольку в его отсутствие мы назначены твоими опекунами, ты будешь делать то, что мы тебе скажем. И вот мой первый наказ, юная леди. Отправляйся в свою комнату, ляг в постель и отдохни. Я здесь, Нелли рядом, она тоже любит тебя, хоть ты и слишком глупа, чтобы это понять. Мы о тебе позаботимся. Мы спасем твоего ребенка, который, если не ошибаюсь, единственный из всех, кто на самом деле ни в чем не виноват.

— Знаешь, солнышко, он прав. Мы очень тебя любим. Мы не оставим тебя, — добавила Нелли.

— Я не нуждаюсь в вашей жалости. Довольно ханжества, — выпалила Элен. На ввалившихся щеках вспыхнул румянец.

— Можешь говорить, что хочешь. Только у тебя нет выбора. Мы это делаем ради твоего же собственного блага и блага твоего ребенка.

— Бастарда. Ублюдка.

— Ребенка. Твоего ребенка, — настойчиво произнесла Нелли.

Элен открыла было рот, чтобы возразить, но вдруг ее лицо исказилось, став похожим на сушеную хурму. У девушки затряслись плечи. Всхлипывая, она упала перед Нелли на колени, вцепилась в подол ее платья:

— Умоляю… Умоляю… прошу… смилуйтесь… отпустите… не могу… не могу… в глаза смотреть… отцу… Тому… Как же я… — проговорила Элен сквозь рыдания.

Нелли, наклонившись, прижалась щекой к горячему залитому слезами лицу Элен, словно пытаясь передать девушке часть своей силы и выдержки. Несчастная тряслась от плача, дергалась, словно рыба, попавшая в рыболовецкую сеть, желая вырваться из объятий. Ее вздохи казались шорохом ветра, шелестящим в корабельных снастях. Постепенно она успокоилась. Нелли, прижав голову Элен к своей широкой груди, гладила ее волосы и приговаривала: