Дворец грез - [127]

— Ну-ну, — встревожился Рамзес. — Ты так огорчена? Не плачь, Ту. Твои глазки опухнут, и, кроме того, царь не выносит, когда хорошенькая женщина плачет.

— Нет! — всхлипывала я. — Не огорчена, о Великий. Вовсе нет. — И я бросилась в его объятия. Уткнувшись лицом в его теплую шею, я рыдала, а он притянул меня ближе и стал успокаивающе поглаживать мою руку.

— Какой же ты еще ребенок, — сказал он. — Паибекаман! Принеси полотенце! А теперь высморкай нос, моя госпожа Ту, и беги в свою новую детскую. Я пришлю за тобой позже, мы будем ужинать на реке и наслаждаться ночным ветром. Договорились?

Я кивнула, высморкалась, поцеловала его и соскользнула с его колен.

— Благодарю тебя, Рамзес, — прошептала я.

Он скорчил гримасу.

— Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не называла меня но имени, — заворчал он, но губы его дрогнули.

Он отмахнулся от меня, и, прижав к груди драгоценные свитки, я исполнила ритуальный поклон и покинула его, бросившись бежать в бронзовом свете заката по короткому коридору от его спальни к дорожке, что отделяла дворец от гарема, к себе в новое жилище.

Дисенк поспешно поднялась, испуганная моим зареванным видом. Я выпалила свои новости, все еще прижимая свитки к груди. Улыбка чистейшего удовлетворения расплылась на ее тонком лице, и я подумала, как много радости доставил мой титул ее снобистскому сердечку.

— Вызови ко мне писца гарема, — потребовала я. — Я хочу продиктовать письмо семье. Потом приведи меня в порядок, Дисенк, вечером я отправляюсь на речную прогулку с фараоном.

Отвесив глубокий поклон, она с готовностью выскользнула из комнаты.

В последнее время я имела возможность многое обдумать в своей жизни. С огромной горечью, с горячим стыдом я размышляла о своей наивности, но я в любом случае не боюсь больше осуждения богов. Ведь в тот момент, когда Рамзес зачитывал мне свиток, где мне был дарован титул, которого я, по правде говоря, не заслуживала, чувства благодарности и смирения, что нахлынули на меня и вылились слезами, были совершенно искренними. Да, я была холодной и расчетливой. Была корыстной, лживой и не гнушалась никакими средствами для достижения своих целей. Но в тот момент мое сердце было тронуто и по-настоящему открыто, обнаружив цветок, так долго спрятанный в темноте. Конечно, боги простят мне все за то короткое цветение!

На мой вызов пришел Панаук. Я с удивлением приветствовала его, потому что, хотя знала, что он был писцом гарема, у меня он больше отождествлялся с домом Гуи, чем с женскими комнатами. Он вежливо поздравил меня с возвышением, опустился на циновку, положив дощечку себе на колени.

Я диктовала быстро, рассказывая родителям о своей счастливой судьбе и желая благополучия, этим двум призрачным теням своего прошлого. Письмо я закончила сообщением для Паари. «Дорогой мой друг и брат, — произнесла я. — Теперь, когда я могу распоряжаться своей собственной землей, мне нужен надежный писец. Я умоляю тебя приехать в Пи-Рамзес со своей невестой Изис. Я подыщу хорошее жилье для вас обоих, увидишь, ты ни в чем не будешь нуждаться. Хорошо подумай, прежде чем отказывать мне! Люблю тебя и очень скучаю. Написано рукой Панаука, писца гарема, госпожа Ту».

Я смотрела, как Панаук дописывает последние слова. Потом он поднял голову и посмотрел на меня.

— Это было бы очень хорошо — иметь брата личным писцом, — сказал он. — Его преданность будет безупречной. Писцы, назначенные в гарем, все неболтливы, но брату можно было бы доверить любые секреты.

Я со злостью напустилась на него.

— Писцам не обязательно комментировать то, что им диктуют! — резко прервала его я. — Ты знаешь это, Панаук! Пожалуйста, отправь свиток как можно скорее. Ты свободен.

Он собрал свои принадлежности и откланялся, но его непочтительность причинила мне боль, и я была рада услышать восхищенное щебетание Дисенк, когда та одевала меня для прогулки по Нилу.

На следующий день я послала за землемером Гуи Атирмой, попросив, чтобы он принес карты Фаюма. Это был маленький, живой и подвижный человек с испещренным морщинами лицом и узловатыми от болезни руками. Я смотрела, как один из его изуродованных пальцев скользит по границе моей земли на папирусе, который он развернул на столе.

— Это щедрый подарок, госпожа Ту, — сказал он. — Он охватывает плодородную землю с правой стороны озера. Вижу, он граничит с землями храма. Советую позволить мне осмотреть их вместе с моими помощниками и убедиться, что границы четко определены, хотя, возможно, служители бога не пожелают оспаривать границы, зная, кто пожаловал тебе земли.

То, как легко он произносил мой новый титул, вызывало во мне трепет. Я была уверена, что новизна этого ощущения не пройдет никогда.

— Благодарю тебя, Атирма, это было бы замечательно, — сказала я. — Когда ты сможешь сообщить мне о том, что удалось выяснить?

— При попутном ветре я буду там через полтора дня, — ответил он. — Осмотр займет дня два или три. Перед этим мне нужно просмотреть архивы, чтобы убедиться, что на эти земли никто не претендует. Уверен, что так и окажется.

— Значит, ты дашь мне ответ примерно через неделю. —  Я выпрямилась, бросив последний собственнический взгляд на извилистые контуры карты, что заключала кусочек Египта, принадлежащий исключительно и полностью мне одной. Подавая ему бокал пива, которое, по его словам, он предпочитал вину, я сказала: — Возьми с собой кого-нибудь, кто мог бы оценить плодородие земли и дать совет мне по ее использованию. Я намерена возделывать ее, Атирма.