Двоица - [18]

Во-первых, в нескольких местах Мишка ей попросту не верила. Про Катю и наркотики, например.

Мишка не смогла понять, насколько свидетельница умна: с одной стороны, в ней чувствовались образование и воспитание, а с другой – она была какой-то будто бы не совсем приспособленной к миру. Для расстройства аутистического спектра Оса разговаривала слишком оживленно и хитро, поэтому Мишка скорее склонялась к тому, что свидетельница просто нервничала.

Еще Мишку очень расстраивал Арт. Он втянул ее в дело, повязанное на наркотиках. Во время совместной работы над делом похищенных картин Мишка несколько раз высказывала свое мнение по поводу распространенного среди художников кокаина и людей, которые его продают. И вот теперь предстояло работать с этой Осой, которая торгует с рук и совсем этого не стесняется.

«Вы Мишка?» – ответил вопросом Ваня. Вот уж действительно – римский сенатор. Не перешел сразу на «ты», как Оса, а честно поддерживает тон собеседника.

«Да», – ответила Мишка.

«Давайте встретимся завтра, когда вам удобно. Отвечу на любые вопросы», – написал Ваня.

«Давайте возле книжного на Лубянке. И приходите один, пожалуйста. Можно я задам вам один вопрос сейчас?» – написала Мишка. Ей хотелось побыстрее с ним разобраться, потому что в ее представлении человек, который встречался с Осой, не мог быть особенно приятным.

«Конечно, спрашивайте», – ответил Ваня.

«Скажите, пожалуйста, кто был в квартире Софьи вечером позавчера и утром-днем вчера. Это очень поможет мне с расследованием. На остальные вопросы вы сможете ответить завтра в одиннадцать», – попросила Мишка.

«Хорошо, дайте подумать только», – ответил Ваня, проявляя удивительную сговорчивость.

Соня чуть не заплакала, когда Мишка наконец скрылась из виду. Во время общения с детективкой все то, что они разучивали с Вершиком ночью, будто вылетело из головы. Особенно глупо вышло про кремацию. Соня должна была сказать, что вскрытие уже было и ничего не показало, а кремация назначена на четверг, но вместо этого зачем-то сказала, что она уже состоялась. Все потому, что она испугалась помолиться перед встречей. Испугалась, потому что неподалеку стоял Вершик, и Соня подумала, что он заметит ее молитву и решит, что она не справляется.

Соня хотела как лучше. Она уже все поняла, даже сама придумала, что можно подсунуть детективке Котю, неумную простушку, которая наверняка повела бы себя подозрительно при допросе. Вершик эту идею одобрил, только добавил, что нужно как-то заманить в показания Артема, потому что тот был единственным, кого детективка уже знала. Артем должен был подтвердить, что это он написал Соне про фотографию. Соня понимала, что история получится очень странная: как это она, придя домой и взяв телефон, не заметила, что у нее что-то новое выложено в инстаграме, – но тут нужно было надеяться на убедительность Артема. Главное же сейчас было – выиграть время.

Мишка уже доедала пельмени, когда Ваня наконец прислал список: «Вечером у Софьи была Нина Суворова, это моя подруга. Она ушла до полуночи. Еще там ночевали Котя, и Катя, и Вершик. Утром заходил Арт, но он быстро ушел. Днем я еще встречался с Ниной у себя дома».

Мишка перестала жевать и уставилась в телефон. Рассинхронизация у Осы и этого Сенатора была невероятная. Оса назвала только два из пяти упомянутых Сенатором имен, и Мишка стала склоняться к ее полной невиновности. Представить себе, что преступник станет так подставляться, было сложно.

Нужно было выяснить, какие причины у нее были для того, чтобы скрывать всех этих людей. Про Катю все было ясно – все-таки девушка умерла в день после ночевки. Наверное, Оса испугалась, что на нее и ее гостей падет подозрение. Вот только непонятно, почему она тогда позволила Мишке выйти на связь со своим парнем, не предупредив его о своих планах. И про Нину и какого-то Вершика было совершенно неясно.

Мишка перечитала сообщение. Про Нину Оса могла не упомянуть, потому что та рано ушла. А на следующий день Оса была на занятиях, могла не знать о Нинином приходе. Тогда удивительно, что Сенатор решил сказать об этой встрече частному детективу. Ведь если это тайное свидание, он должен опасаться, что оно вскроется.

Было еще одно объяснение показаниям Осы. Возможно, она была так уверена в виновности Коти, что не посчитала нужным втаскивать друзей в расследование. Тем не менее все равно было странно, что она не проинструктировала Сенатора на тему конспирации. Или проинструктировала, но он решил не следовать ее указаниям. Рамина Брамм называл такие ситуации «парадоксами семьи»: иногда повязанные личными отношениями свидетели начинали действовать словно единый ум. Оса могла хотеть рассказать Мишке про своих гостей, но опасалась сделать это сама и направила ее к Сенатору. Возможно, в ее показаниях крылось подсознательное желание быть уличенной во вранье.

Мишка покачала головой и отложила телефон – схема получалась слишком сложной, а бабушка всегда говорила, что люди движутся туда, где легче.

Рамина Брамм выражался иначе. «Люди, – говорил сыщик, – бегают по огромной паутине, которая натянута между несколькими вершинами – церковными шпилями, противотанковыми ежами, литературными монументами, сталактитами семейных отношений и столбами электропередач. Под паутиной колышется черная пустота, которой люди боятся, хотя приближение к ней и есть жизнь. Из-за страха пустоты люди выбирают отрезки нитей, расположенные поблизости от центров натяжения – они уходят в религию, посвящают себя войне, миру, семье или литературе. Из-за этого все межчеловеческие отношения обычно имеют вектор. Чем дальше от центра натяжения, тем ближе к пустоте. Одни стремятся вверх, к спокойствию, другие – вниз, к хаосу. Привлекательность хаоса состоит в том, что человек оказывается на пересечении разных нитей, на равном расстоянии от нескольких центров натяжения». Это означало, что люди не всегда выбирают то, где «легче», скорее то, где «проще,» или то, где «сложнее», в зависимости от собственного вектора. Оса тянулась к хаосу – ей хотелось раскрыть преступление, при этом не теряя собственной идентичности и безопасности, а также продолжая оставаться центром натяжения для своих друзей.