Двоица - [20]

– Я, конечно, со всеми поговорю, но думаю, что мотив здесь направлен не против жертвы, если она правда была убита, а против Осы. Столкнуть человека под поезд очень просто, а вот выкрасть у современной девушки телефон на несколько часов довольно сложно, – сказала Мишка. Она уже давно заметила, что во время разговоров с дядей Сережей идеи приходят ей в голову гораздо быстрее, чем когда она пытается думать в одиночестве. – Я думаю, что жертва довольно случайная, то есть на ее месте мог бы быть любой из друзей Осы. Кто-то пытается послать ей или предупреждение, или угрозу.

– Я бы не стал сразу отметать жертву как случайность, – сказал дядя. – Но ты права, что формат – фотография – это самое главное. Ты прикинула рост фотографа?

Мишка запнулась. А ведь она столько времени разглядывала фотографию и совсем об этом не подумала.

– Нет, – сказала она наконец. – Но я прикину, обязательно.

– Вот и хорошо, – сказал дядя Сережа. – А в остальном как обычно. Осторожно. И помни, что ты хоть и маленькая, но и Мишка.

Мишка улыбнулась, кивнула и направилась к дверям бабушкиной палаты. Нужно было настроиться на больничный лад – Мишка заморгала, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы.

– Мишка, подожди, – позвал дядя Сережа, но, когда Мишка обернулась, он уже качал головой. – Неважно, обсудим в пятницу. Я приду обязательно.

– Хорошо, до свидания, – сказала Мишка.

Хлопок двери напомнил Мишке звук, с которым в фильме «Часы» арктический айсберг смыкался с кормой океанского лайнера.

– Привет, – сказала Мишка. Она моргнула и сфокусировалась на белой койке и бабушкином силуэте.

– Здравствуй, Мирочка, – сказала бабушка тихо. Мишка представила себе, как та протягивает к ней руки, подзывает к себе. Бабушка больше не напоминала кита – теперь ее лицо казалось Мишке прорубью, выбитой в ледяных простынках.

Мишка подошла к кровати, встала на колени возле изголовья.

– Все готово к пятнице? – спросила бабушка.

– Да, – сказала Мишка.

– Это хорошо, – сказала бабушка. – Врачи говорят, что я, возможно, смогу подняться и прийти.

– Это было бы очень хорошо, – сказала Мишка. – Ты уверена?

– Уверена. Я много думала и решила, что после возвращения домой больше не буду жить в твоей квартире, – сказала бабушка.

– А где ты будешь жить? – спросила Мишка.

– На даче, – сказала бабушка. – Твой дядя Саша обещал, что поможет мне с переездом.

– Но зачем? – спросила Мишка и тут же об этом пожалела. Конечно, на даче бабушке будет лучше.

– Там будет спокойно, и там и так собирается бóльшая часть семьи, – сказала бабушка. – К тому же, мне кажется, тебе самое время пожить без взрослых.

– Я могла бы снять квартиру или комнату, – сказала Мишка.

– Нет. Квартира остается тебе, и я хочу, чтобы в ней жила ты, – сказала бабушка. – К тому же я хочу, чтобы ты начала сдавать кому-нибудь одну из комнат. Начни поиск жильцов сегодня, хорошо?

Мишка не стала спрашивать, можно ли подождать до субботы, после семейной встречи. Если бабушка сказала «сегодня», значит, нужно начать сегодня. Чуть подумав, Мишка поняла причину такой спешки. В пятницу бабушка собиралась объявить на семейном собрании о том, что она больше не будет жить в московской квартире, а тогда ей сразу же заинтересуются все остальные члены семьи.

– Хорошо, – сказала Мишка. – Я попробую найти кого-нибудь.

– Молодец, Мирочка, – сказала бабушка. – С тобой еще хочет поговорить Сережа. Он откладывает это, но в пятницу обязательно все тебе расскажет, так что будь готова.

– К чему? – спросила Мишка испуганно.

– Сережа расскажет, – сказала бабушка. – А теперь давай помолчим, мне нужно отдыхать.

Мишка взяла бабушку за руку и закрыла глаза. В детстве она молилась перед сном – не потому что ее кто-то заставлял, а потому что так делала бабушка.

Стоя на коленях у бабушкиной кровати, Мишка почувствовала, как возвращается в детство. Вот ей семь лет, у нее температура за сорок.

Весь день Мишка провела в кровати, мокрая от пота, обернутая в липкую простыню. У нее болела, раскалывалась голова, а перед глазами сверкали желтые кружки и спирали. Сил не было даже на то, чтобы переложить затекшую руку или откинуть с лица волосы.

Весь день бабушка провела рядом с Мишкой. Приносила ей чай с медом, читала вслух про девочку Сару, у которой сгорел домик, и гладила ее по голове, и держала за руку, когда Мишке становилось совсем плохо.

Мишка не могла вспомнить, вызывали ли ей врача. Кто-то, кажется, приходил, но, возможно, это был дядя Сережа. Какие-то лица плавали над кроватью, какие-то холодные ладони касались лба.

Лучше всего Мишка помнила ночь. Бабушка пошла спать в соседнюю комнату, а Мишка лежала на кровати и пыталась перестать болеть. На мгновение ей показалось, что голова больше не раскалывается, – Мишка резко встала с кровати и тут же упала на пол. Боль вернулась с прежней силой. Мишка лежала на полу, даже не пытаясь забраться обратно на кровать, и думала о том, что так она, наверное, и умрет.

Пол был прохладный и скользкий. Мишка почувствовала, как ее тело срывается куда-то вниз. В ушах засвистел ветер, в висках застучала кровь. Мишка дернулась, задела ногой угол кровати и заплакала то ли от страха, то ли от боли.