Двое из многих - [90]

— Я заберу тебя с собой, — решительно сказал Керечен.

— Но я не смогу оставить дедушку одного.

— А твоя сестра?

— Нет, на нее надежды мало.

— Почему?

— Она легкомысленная очень. Только мужчины у нее в голове. Подожди, она и тебе начнет голову морочить. Деда она не любит, пьет много, и муж ее тоже пьет…

На глазах у Шуры появились слезы. Иштван обнял ее, начал целовать. Шура отвечала на его поцелуи…

Они долго лежали молча, а затем Шура еле слышно спросила:

— Скажи, что мне делать, если у меня будет ребенок?

Керечен погладил ее по голове:

— Хорошо бы, но только не сейчас.

— Сыночка бы от тебя!

— Не надо об этом…

— Хорошо, не буду… Ты только люби меня!

— Я тебя люблю.

— А знаешь, что каменщики ревнуют меня к тебе?

— Не знаю…

— Они меня спрашивают, зачем я так подолгу разговариваю с «этим пленным», то есть с тобой… Упрекают, что я не найду себе ухажера из русских…

— И что же ты им говоришь?

— Говорю, что им нет никакого дела до того, с кем я разговариваю. С кем хочу, о тем и разговариваю…

— Гм…

— Что ты хмыкаешь, словно медведь? Иди ложись спать, завтра ведь на работу нужно. Спокойной ночи!

Едва Иштван ушел, проснулся дед и позвал ее.

— Я здесь, дедушка.

— Ну, тогда ладно… А то мне приснилось, что ты снова уехала в Екатеринбург к дяде Володе…

— Никуда я не уехала… Здесь я, рядом с вами, дедушка…

НЕБОЛЬШАЯ ПЕРЕДЫШКА

Бойцы так устали за день, что сразу же повалились спать. Бодрствовали лишь дозорные, которых выставили для охраны роты. Но в ту ночь ничего подозрительного они не заметили.

И лишь один человек из тех, кто мог спокойно спать, не сомкнул глаз. Это был Петр. Он накормил и напоил оставшуюся без хозяина скотину кулака Матвея, почистил лошадей, подоил коров. Переодевшись в одежду кулака, Петр сразу стал почти неузнаваем. Вся семья Петра работала вместе с ним. Детишки с удовольствием пили парное молоко.

Имре Тамаш лег и заснул, но его разбудили. Открыв глаза, он увидел возле себя комиссара Игнатова.

— Сколько же я спал? — Имре вскочил.

— Целых три часа, — сказал Игнатов.

— Бойцы спят?

— Да.

— Прямо в обмундировании и сапогах?

— Конечно.

— Ну тогда все в порядке.

— Сейчас кругом тишина. Я тебе вот что хочу сказать: у нас гость.

— Кто такой?

— Дмитрий Сергеевич Акулов.

— Командир полка?

— Да. Его вторая и третья роты уже начали преследование отходящего противника. Нам приказано немедленно явиться к товарищу Акулову.

— И мне тоже? — удивился Имре.

— Тебе в первую очередь.

— Это почему же?

— Я и сам не знаю. Приказано, и все.

— Сейчас, я только умоюсь.

— Некогда умываться.

Тамаш пригладил волосы рукой и обтер лицо носовым платком.

— Быстрее! — торопил его комиссар.

Товарищ Акулов ожидал их в избе, где размещалась сельская управа. Он приветливо улыбнулся и за руку поздоровался с Игнатовым и Кереченом.

Акулов был красивым высоким мужчиной средних лет. Особенно красила его улыбка, открытая и добрая.

— Прошу садиться, товарищи! — предложил Акулов. — Я хотел бы немного побеседовать с вами. Сейчас принесут обед, так что вместе и пообедаем.

Через несколько минут стол был накрыт.

— Уж вы извините меня, но спиртного не будет, — проговорил Акулов. — Не то сейчас время. Вот разобьем врагов, тогда и выпить можно будет за здоровье оставшихся в живых и в память о погибших.

— Спасибо, товарищ командир полка, о выпивке мы и сами не думаем, — сказал Имре.

— Знаю… Мне рассказывали о вашей роте. У вас в роте был один любитель выпить — это предатель Стародомов, который так долго скрывал свое истинное лицо. А ведь вы, товарищ Тамаш, были правы, когда жаловались на ротного. Не скрою, мы виноваты в том, что вовремя не прислушались к вашему сигналу. Стародомова сразу нужно было бы снять с должности и арестовать. Я и сам не понимаю, как мы могли так оплошать… Заняты мы очень, забот полно, вот мы и не обратили должного внимания на Стародомова…

— Мерзавец этот Стародомов, — тихо заметил Игнатов.

В ходе расследования было установлено, что Стародомов за свою измену получал от кулаков деньги. Когда же красные захватили село, кулаки решили, что Стародомов их предал, и ему ничего больше не оставалось, как застрелиться, что он и сделал.

— Командование полка, — продолжал Акулов, — отмечает заслуги Имре Тамаша, взвод которого сражался героически. Я решил, товарищ Тамаш, назначить вас командиром роты, которой командовал Стародомов. Не возражаете?

Имре покраснел, услышав похвалу.

— Благодарю за доверие, товарищ командир полка!

— А троим вашим бойцам — Билеку, Тимару и Смутни — я объявил благодарность в приказе по полку. Правильно вы сделали, что перезахоронили останки красноармейцев-интернационалистов. Об этом я прошу доложить мне письменно с указанием имен и фамилий. Вашей роте предоставляю двухдневный отдых: пусть бойцы как следует отдохнут и приведут себя в порядок. В баньке помоются. Мыло им уже выписано. За чистоту тоже надо бороться.

— Слушаюсь! — ответил Тамаш.

— Имейте в виду, — продолжал Акулов, — что на войне сражаются не только с противником. — Командир полка развернул несколько плакатов, которые призывали вести борьбу с тифом и холерой. — Эти плакаты, товарищ комиссар, распространите среди бойцов. Наряду с политико-просветительной работой немалую роль играет сейчас пропаганда санитарии и гигиены. Я полагаю, что в этом отношении у нас далеко не все благополучно. А тиф сейчас косит людей, что твой противник. Вы, видимо, уже слышали, что в армии Колчака участились случаи заболевания тифом и холерой?