Двое из многих - [27]

Шура слышала все, что сказал Иштвану татарин. Она побледнела как полотно и испуганно прошептала:

— Нельзя!.. Это же убийство!..

— Ошибаешься, голубка! — Татарин сверкнул глазами. — Это не убийство, а самозащита. Если я это не сделай, этот негодяй завтра в Тюмень всех нас выдавайт. Тогда пощада не будет. Всех нас заберут. А за жизнь питерский рабочий и копейка не дадут.

— А отшельник?

— Негодяй и он.

— А если кто догадается?

Татарин тихо хихикнул:

— Это в Сибири-то? В такое время? Да на нашем поезде и тормоз-то нет совсем. Люди спят все. Здесь большой насыпь… Покатится, и все… Если живой будет, пока очухается, наш поезд ой как далеко будет! А если умрет… Сейчас гражданский война идет. Враг нужно бить там, где он есть. А это враг! Купец, кулак, шпик. Такой жалеть не надо! А в Тюмень я слезу с поезд. Кругом туман. Ну, спите спокойно! Береги свой жена.

Иштван пожал татарину руку, и тот отполз в сторону.

Керечен повернулся к Шуре, взял ее легкие руки в свои и начал гладить.

«Уж не влюбился ли я?» — подумал он.

Все пассажиры уже спали. Шура ровно дышала. Белая блузка на ее груди то поднималась, то опускалась.

«Сколько лет провел я в солдатах? — спросил мысленно себя Иштван. — И на фронте, и в плену, и в отряде у красных… Другие в мои годы — уже счастливые отцы семейств. Дома меня никто не ждет… А может, одному и легче… Какая она, настоящая-то любовь? Я о ней никогда и не думал. Дома, правда, читал о ней в книгах — и в прозе, и в стихах. А если и думал, то только так: «Придет любовь, понравится какая девушка — возьму в жены, и дело с концом!..» Что же касается намерения татарина, то его, видимо, не следует принимать всерьез… А что, если купец и в самом деле начнет приставать к Шуре?.. Дам ему в зубы, и только!.. А если завтра утром он действительно донесет на меня в комендатуру? Тогда всему конец!..»

Иштван лежал на спине. Шура доверчиво положила свою голову ему на грудь. Керечену даже показалось, что на губах у девушки блуждает ласковая улыбка.

Вскоре крепкий сон сморил обоих.

В ПЕЩЕРЕ

— Вот мы и вместе, — сказал Имре и по очереди посмотрел на своих товарищей.

Смутни внимательно обследовал пещеру, которую они себе облюбовали.

— Хорошая пещера, с толстыми стенами. Пали хоть из пушек — все выдержит!

— Выдержать-то выдержит, — кивнул Лайош Тимар. — Однако она может стать и хорошей братской могилой. Если нас здесь завалит, то наши кости окажутся в надежном саркофаге…

— Брось говорить глупости, Тимар! — сердито оборвал друга Имре. — Лучше дай нам хлебнуть по глотку самогонки. Осталось там еще что-нибудь?

— Осталось.

Лайош достал из вещмешка бутылку с вонючим самогоном, которую они отняли у одного кулака. Самогону была целая бочка. Комиссар Игнатов приказал вылить его в речку, однако Тимару удалось спасти три литра, разлив самогон по бутылкам. Уложив бутылки в зарядный ящик, он пронес спиртное в пещеру, которую они решили превратить в неприступную крепость.

Первому Тимар протянул бутылку Имре.

— Я не хочу, — отказался вдруг Имре, отстранив руку друга.

Смутни, прикоснувшись губами к бутылке, проговорил:

— Ну и самогонка! Если дать такую девке, то детей у нее уж точно не будет!

Однако мужик со светлой бородой, по фамилии Иванов, высказался по-иному:

— Эх, крепка, сладка, хороша!..

Мишка Балаж со знанием дела осматривал бойницы, пробитые в наружной стене пещеры. Останавливаясь перед каждой из них, он брал в руки винтовку и изготавливался для стрельбы, проверяя, удобно ли будет стрелку вести огонь и достаточно ли широк сектор обзора.

— Ну, что скажешь? — спросил его Тамаш.

— Что скажу? — Мишка прищелкнул пальцами. — Скажу, что я еще ни разу в жизни не видал такого хорошего укрытия. Это даже не укрытие, а офицерское убежище или НП. Ты молодец, что привел нас сюда… Вход в пещеру узок: только-только чтоб пролезть человеку. Зато внутри пещера просторная, прохладная, воздуху много. Боеприпасы, вода и продовольствие у нас есть. А что нам еще нужно? Отсюда нас никакой силой не выбить.

В душе Лайош Смутни был согласен с Мишкой Балажем, но решил, что особенно расхваливать пещеру вряд ли стоит, так как в ней они не только отрезаны от полка, но даже не имеют с ним никакой связи. Пока полк удерживает свои позиции, все идет нормально; если он перейдет в наступление, будет еще лучше, а вот если он начнет отходить, тогда их опорный пункт моментально превратится в ловушку. И патронам, и продовольствию, и воде придет конец, и тогда всех их можно считать героически погибшими.

Имре с любопытством рассматривал своих товарищей. Лайош Смутни и Лайош Тимар пришли в полк из белочешского отряда. Трое русских — Бургомистров, Яблочкин и Рыжов — были большевиками. Иванов, молчаливый мужик, в партии не состоял. Эта отважная семерка решила превратить пещеру в маленькую неприступную крепость, откуда можно будет наносить белым чувствительные удары.

Командиру роты эта идея понравилась. Боеприпасов в полку хватало, так что пещеру свободно можно было превратить в неприступный заслон. Ходили слухи, будто у белых имеются отборные роты, состоящие из одних офицеров.

Имре поинтересовался, что Смутни думает о таких ротах.