Двое из многих - [12]

Через несколько минут стол был накрыт. Подали щи и тушеное мясо с картофелем.

Елена с удовольствием наблюдала за тем, с каким аппетитом ели их нежданные гости.

«Пусть едят, бедняги, — думала она. — Мясо у нас есть. Всем хватит!»

— Значит, говорите, мадьяры вы? — спросил Максим, когда гости насытились.

— Точно, мадьяры, — ответил Керечен.

— Родители-то ваши живы?

— Живы.

— А вы женаты?

— Нет.

— На родину хотите вернуться?

— Хорошо бы.

— До Австрии отсюда далековато.

— Мы из Венгрии, а не из Австрии.

— Это все одно.

Иштван долго объяснял Зайцеву, что венгры и австрийцы — разные народы.

— Мадьяры вы или австрийцы — все равно вам сейчас до дому не добраться. Сказывают, будто у вас сейчас там белые у власти?

— Мы знаем. Нас здесь тоже белые в плену держали.

Зайцев, пожав плечами, сказал:

— Я лично не признаю ни белых, ни красных. Мужики говорят, будто белые состоят в господской партии, а красные якобы бедноту поддерживают, так, что ли?

— Так.

— Вы тоже красный?

— Тоже.

— И вы не боитесь, что вас будут преследовать?

— Нет. Теперь уже нет, — спокойно ответил Иштван. — На пароходе думают, будто мы умерли, а здесь, кроме вас, нас ни одна живая душа не знает.

— Это верно, — согласился Зайцев. — А теперь вы куда путь держите?

Оба венгра переглянулись, не зная, что ответить на этот искренний вопрос. Куда они путь держат? Они бы и сами это хотели знать. У них было два выхода: первый — добраться до ближайшего города, где есть лагерь для военнопленных, и явиться туда, придумав какую-нибудь легенду относительно своего исчезновения, а второй — прибиться к какому-нибудь помещику да наняться к нему в батраки. О том, куда им идти, они не имеют ни малейшего представления.

Иштван откровенно поделился с Зайцевым своими мыслями.

— В городе пленные есть, но до города от нас далеко. Пешком недели две шагать надо. А чем жить будете в дороге?

Елена всплеснула руками:

— Глупости ты говоришь, Максим!.. Нешто тебе сердце позволит отпустить этих несчастных? Не побираться же им по дороге! Не то сейчас время, чтобы честному человеку в путь пускаться. Повсюду солдаты, казаки, урядники и жандармы! Боже упаси встретиться с ними! Вон белые схватили сына Корчугина и увезли с собой в город. Раздели там бедолагу, говорят, а потом избили. Бедняга уже помер. По-моему, пусть они пока у нас останутся… Работы у нас много… А вы как думаете, дочки?

— Конечно, пусть остаются у нас! — почти хором ответили три девичьих голоса.

Зайцев широко улыбнулся:

— А я разве против? Коли вы так хотите, пусть остаются. Продукты у нас есть. Где им спать — найдем. Только денег я им платить не могу: нет у меня денег.

— Ну и слава богу! А сейчас пусть они в баньке попарятся. Настенька, затопи-ка баньку!

— Мы уже вымылись, — ответила девушка. — А горячей воды полно. Я побегу подброшу дровишек, чтобы баню не остудить.

— Девчата, приготовьте полотенца, теплые носки, белье! — распорядилась Елена и, повернувшись к гостям, извиняющимся тоном добавила: — У нас есть только домотканое белье, вы уж не обессудьте…

Спустя полчаса Имре хлестал березовым веником по худым плечам Иштвана, с которого градом катился пот.

Какое наслаждение смыть с себя грязь! Венгры так увлеклись мытьем, что не смутились даже, когда в баньку зашла Анна и принесла им мыло. Они и до этого знали, что у северян свои обычаи и что в таких случаях у них не стесняются.

Друзья как следует намылились с ног до головы, а затем ополоснулись горячей водой. И почувствовали себя так, будто к ним вернулась прежняя сила.

Вымывшись, Тамаш с удовольствием растянулся на верхней полке, а Керечен плеснул воды на раскаленную каменку, от которой к потолку сразу поднялось облако горячего пара…

Настя продемонстрировала свое искусство брадобрея и постригла обоих венгров, а их усики аккуратно подровняла.

Дочери хозяина принесли им кое-что из одежды. Вместо гимнастерок гости надели длинные домотканые рубахи, вместо военных фуражек — картузы, и уже никто не смог бы опознать в беглецах бывших красноармейцев.

Хозяйка не ошиблась, говоря, что работа для венгров у них найдется. Как раз нужно было окучивать картошку да заготавливать сено на зиму. Иштван и Имре хорошо знали сельскую работу. Правда, в первые дни им приходилось трудно, но постепенно они втянулись в работу. На хороших харчах они быстро окрепли и поправились.

До полуночи косили и стоговали сено. Ночи были еще светлыми, и спать совсем не хотелось. Венгры обычно отсыпались после обеда, когда вовсю жарило солнце и работать было прямо-таки невозможно. Вечером друзья пили горячий чай из самовара, подливая в чашки свежих сливок.

Однажды в полночь, когда все давно уже спали, Иштван вышел во двор и остановился у копны сена. В голову невольно лезли разные мысли. Вспомнился пароход «Чайка», бедняга Лаци Тимар, которого белогвардейцы сбросили в Каму. А там и пошло, и пошло… Воображение унесло Иштвана на родину, в родительский дом. Ему казалось, будто стоит он перед крестьянским домом с соломенной крышей, стены которого побелены известкой, а выложенные белым песчаником окна приветливо смотрят на улицу.

Вот мать пошла за водой во двор к соседям, у которых колодец поглубже и вода вкуснее. На матери, по тогдашней крестьянской моде, надето несколько пышных юбок, которые стоят колоколом. На ней широкий синий фартук, голова повязана красным платком в белый горошек. На террасе в кадках растут два олеандра, по стене вьется плющ, а в маленьких горшках, висящих на стене, синеют ночные фиалки, от запаха которых, если растворить окно, голова кругом пойдет.