Двери Между Мирами - [15]

Роланд повернулся к двери и прошел в свой мир, держа в руках половинки бопкина.

Сперва он услышал скрежещущий рев набегающей волны; затем – галдеж множества морских птиц, взлетевших с ближайших камней, когда он с трудом приподнялся и сел ("сволочи трусливые, уже подбирались поближе, – подумал он, – они бы скоро стали из меня куски выклевывать, все равно, дышал бы я еще или уже нет, они ж просто-напросто стервятники, только красиво раскрашенные"); потом он заметил, что одна половинка бопкина – та, что он держал в правой руке, – упала на жесткий серый песок, потому что, проходя через дверь, он держал ее в здоровой руке, а теперь держит – или держал – в руке, претерпевшей сокращение на сорок процентов.

Он неуклюже подобрал ее, ухватив большим и безымянным пальцами, смахнул, как сумел, песок и осторожно откусил кусочек. В следующий миг он уже жадно пожирал ее, не обращая внимания на скрипевшие на зубах песчинки. Через несколько секунд он принялся за вторую половинку и управился с ней в три укуса.

Стрелок не имел ни малейшего понятия, что такое рыба-дудец. Он понял только, что она невероятно вкусна. Этого ему было довольно.

В самолете никто не заметил, как исчез сэндвич с тунцом. Никто не заметил, как Эдди Дийн вцепился в него так крепко, что на белом хлебе остались глубокие ямки от пальцев.

Никто не заметил, как сэндвич становился все более прозрачным, а потом исчез, и от него осталось лишь несколько крошек.

Секунд через тридцать после того, как это случилось, Джейн Дорнинг погасила сигарету и пошла в салон. Она достала из своей сумки блокнот, но на самом деле ей хотелось еще раз взглянуть на 3-А.

Он, казалось, спал глубоким сном… но сэндвич исчез.

«Мама дорогая, – подумала Джейн. – Он же его не съел; он его целиком проглотил. А теперь опять заснул? Так не бывает…»

То, что покалывало ее касательно пассажира 3-А, мистера То-Карий-Глаз-То-Голубой, что бы это ни было, продолжало покалывать. Что-то с ним было не так. Что-то.

3. КОНТАКТ И ПОСАДКА

Эдди разбудил второй пилот, объявлявший, что минут так через сорок пять они совершат посадку в международном аэропорту Кеннеди, где видимость неограниченная, ветер – западной четверти, десять миль в час, а температура просто прекрасная – семьдесят градусов [по Фаренгейту, соответствует 21 градусу по Цельсию]. Он сказал пассажирам, что, если у него потом не будет такой возможности, он хотел бы сейчас поблагодарить их – всех вместе и каждого в отдельности – за то, что они выбрали «Дельту».

Эдди осмотрелся и увидел, что пассажиры проверяют свои таможенные декларации и документы, подтверждающие гражданство – считалось, что, когда летишь из Нассау, достаточно иметь при себе водительские права и кредитную карточку, на которой фигурирует один из банков США, но большинство пассажиров до сих пор брали с собой паспорта – и ощутил, что внутри у него начинает туго закручиваться стальная проволочка. Он все еще никак не мог поверить, что заснул, да так крепко.

Он встал и пошел в туалет. Судя по ощущению, пакеты с марафетом у него подмышками лежали удобно и держались крепко, повторяя контуры его боков, так же хорошо, как и в номере отеля, где их укрепил на Эдди американец с тихим и вежливым голосом, по имени Уильям Уилсон. По окончании процедуры прикрепления человек, чье имя прославил Эдгар По (когда Эдди что-то сказал на эту тему, Уилсон только непонимающе взглянул на него), подал ему рубашку. Самую обыкновенную рубашку в узорчатую полоску, чуть выгоревшую, какую может надеть в самолет любой студентик, возвращающийся с коротких предэкзаменационных каникул… только эта была специально скроена и сшита так, чтобы скрывать некрасивые выпуклости.

– Перед посадкой на всякий случай проверь все еще раз, – сказал Уилсон. – Но все у тебя будет в ажуре.

Эдди не знал, будет ли у него все в ажуре, или нет, но у него была и другая причина воспользоваться туалетом, прежде чем вспыхнет надпись ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ. Несмотря на искушение – а большую часть прошлой ночи это было даже не искушение, а отчаянная, бешеная потребность – он сумел сохранить последнюю щепотку того, что у смугловатого гаденыша хватило нахальства назвать «китайским белым».

Таможенный досмотр рейсов из Нассау был не тот, что на рейсах с Гаити, или из Кинкона, или из Боготы, но все же следить было кому. И люди эти были специально обучены. Поэтому Эдди было необходимо использовать любое преимущество, которое было в его возможностях. Если он сумеет выйти из самолета, хоть немного успокоившись, хотя бы капельку, может, это-то как раз и поможет ему взять этот барьер.

Он втянул ноздрями порошок, спустил в унитаз клочок бумаги, в который он был завернут, потом вымыл руки.

«Конечно, если все пройдет хорошо, ты никогда и не узнаешь, так ведь?» – подумал он. Да. Не узнает. Да ему и ни к чему будет.

Возвращаясь на свое место, он увидел ту стюардессу, что раньше принесла ему джин с тоником, который он так и не допил. Она улыбнулась ему. Он ответил ей улыбкой, сел, пристегнул ремень, взял иллюстрированный журнал и стал переворачивать страницы, глядя на картинки и слова. Ни то, ни другое не производило на него никакого впечатления. Стальная проволочка все туже закручивалась вокруг его внутренностей, и когда надпись ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ наконец вспыхнула, она сделала еще два оборота и затянулась намертво.