Двенадцать тонн бриллиантов - [2]
Т. Балашова
Глава I. Человек в плаще
Знаменитое дело о «Двенадцати тоннах бриллиантов» началось одним прекрасным апрельским вечером в Париже, в районе Пале-Рояля и «Комеди Франсез»[1].
Если идти проспектом Оперы, оставляя за спиной огромный позеленевший купол этого прославленного театра, непременно попадешь на площадь Пале-Рояль.
Слева на эту же площадь выходит узкая, но очень длинная улица Ришелье, идущая от Больших Бульваров.
Человек в нейлоновом плаще спокойным прогулочным шагом шел по проспекту Оперы к площади Пале-Рояль.
Это был довольно молодой человек, и походку его можно было назвать легкой и, пожалуй, осторожной…
Остановившись перед лавочкой, где продавались безделушки, он склонился над витриной, рассматривая резьбу по слоновой кости, украшения из нефрита, серебряные таблички с гравировкой и всевозможные статуэтки. Затем обернулся, словно хотел посмотреть, что происходит у него за спиной.
Во второй раз человек в темно-синем плаще остановился у роскошного бакалейного магазина. Часть витрины была отдана под великолепные экзотические фрукты: тяжелые лиловые плоды манго, нежно-зеленые авокадо, личи. Чуть дальше горкой высились баночки с паштетами из гусиной печенки и икрой, изысканные джемы, коньяки, виски, водка…
Молодой человек двинулся дальше. Роста он был ни высокого ни низкого, в лице тоже ничего примечательного: нос как нос, рот как рот. Тоненькие усики. На голове что-то вроде тирольской шляпы.
Наконец он подошел к началу улицы Ришелье.
Технический редактор издательства «Бабилас» мадам Лежербье проглядывала пачку типографских оттисков, когда в дверь ее кабинета постучали.
— Входите! А, это вы, Иоланда.
Белокурая, очень коротко стриженная девушка лет двадцати перешагнула порог святилища, где уже много лет мадам Лежербье готовила к печати томики издательства «Бабилас».
— Да, — вздохнула мадам Лежербье, отодвигая от себя длинные полосы, на которых поблескивала жирная типографская краска, — да, профессия эта увлекательная, но не всегда легкая… Многим кажется, что книга готова, когда автор поставил в конце рукописи точку. Какое заблуждение…
Девушка кивнула в знак согласия. Иоланда Ламбер, приехавшая на стажировку в издательство «Бабилас» из провинции, должна была вскоре защитить диплом и сама стать издательским работником. Мадам Лежербье любезно предложила давать ей дополнительные консультации по вечерам, после окончания работы.
— Рукопись — еще не книга! — снова заговорила мадам Лежербье. — Вы, миленькая, зарубите это себе на носу. Когда к нам поступает рукопись, ну, либо автор сам приносит ее, либо по почте посылает, ее прежде всего надо прочесть и обсудить… Это дело мсье де Солиса, нашего главного редактора…
Иоланда снова кивнула головой.
— Так вот, мсье де Солис читает рукопись сам или отдает ее на прочтение… Обсуждает с теми, кто прочел, и представляет генеральному директору… Когда решение принято и рукопись одобрена, Гаэтан де Солис приходит ко мне и говорит: «Дорогая мадам Лежербье, превратите, пожалуйста, эту рукопись в красивую и привлекательную книжку». — Мадам Лежербье сменила тон: — Но в самом деле, пора приступить к нашим занятиям… Надеюсь, нам никто не помешает.
— Мсье Бабилас ушел.
— Да. И коммерческий директор, мсье Шассерио, тоже. Все кабинеты пустые.
— Только мсье де Солис остался…
— Конечно. Мсье де Солис всегда сидит допоздна. Но наш главный редактор — очень деликатный человек. Из-за пустяков никогда не кипятится. Он скромный и симпатичный, правда?
— Да, очень симпатичный, мадам Лежербье.
Гладкое розовое лицо мадам Лежербье озарилось улыбкой. Теплый румянец на щеках, аккуратно уложенные седые волосы и светлые, с хитроватым прищуром глаза делали ее похожей на куклу.
— Милый Гаэтан…
— Мне еще не доводилось с ним долго разговаривать.
— Он даст вам замечательные советы. Гаэтан прекрасно разбирается в литературе. Мсье Бабилас совершенно прав, что во всем полагается на него. Если де Солис говорит, что роман хороший, так оно и есть, он никогда не ошибается. Только, к сожалению…
— Что к сожалению?
— Он чувствует себя не на своем месте. Он хотел бы выпускать поэтические сборники, а занимается приключенческими романами…
— Но это же не позор! — вскричала девушка.
— Да, но это не одно и то же. Нашему дорогому Гаэтану поэзия куда ближе. Он сам пишет стихи и иногда по вечерам, примерно в это время, заходит и читает мне одно-два стихотворения. Надо признать, что они вовсе не дурны…
Человек в темно-синем плаще шел теперь к аркадам театра «Комеди Франсез».
Он быстро глянул на свои часы. Уже семь.
Главный сказал: «Все уходят от шести до половины седьмого».
Человек в плаще смешался с толпой прохожих, идущих мимо театра, спешащих кто в метро, кто к автобусной остановке. Он остановился у театральной афиши, объявлявшей спектакли будущей недели: «Сид», «Соломенная шляпка», «С любовью не шутят».
Он перечел афишу множество раз, будто не мог решить, какой спектакль ему выбрать — комедию или трагедию…
Некоторое время спустя человек в плаще прошел под аркадами театра в сторону улицы Ришелье, вглядываясь по дороге в медальоны четырех великих драматургов «Комеди Франсез»: Виктора Гюго, Расина, Корнеля и Мольера.
