Фёдор, почесав затылок, улыбнулся:
– Да бог его знает, вроде как крещёный, но…
– Ну в церковь-то хоть ходите? – спросила женщина.
– Да когда мне в неё ходить? Я дома отоспаться не успеваю, какая мне ещё церковь.
– А вот это зря, очень даже зря. Вас как зовут?
– Фёдор, – буркнул водитель.
– На церковь, – не унималась женщина, – нужно время находить, тем более вам.
– Почему это тем более мне? – удивился он.
– Потому что профессия у вас больно опасная. Бог смотрит на вас, смотрит, а потом бах и свернёт вас в овраг…
– И что? – вспылила вторая женщина. – Ты это считаешь нормальным? Если человек не ходит в церковь, его нужно обязательно в овраг? А говоришь, что бог всех людей любит.
– Да, говорю! Он любит, но иногда и наказывает.
– За что? – спросила Люся.
– За лень, – отрезала Клавдия. – Это как отец детей. Их не наказывай, так они на голову залезут.
Женщина обернулась и, увидев меня, добавила:
– Вот скажи, мальчик, – она кивнула в сторону водителя, – тебя папа наказывает?
– Да это не мой сын, – вмешался Федя. – Попутчик.
– Какая разница, – продолжала Клава, обращаясь ко мне. – У тебя отец есть?
– Есть, – кивнул я.
– Наказывает тебя за проступки?
– Бывает, – говорю.
– Вот видишь! – Клавдия приблизила своё лицо к Люсе. – Родители должны наказывать своих детей. Так и бог.
– Наказание наказанию – рознь, – невозмутимо ответила Люся. – Он же его в кювет не бросает. Пожурит, поругает, но вред здоровью не наносит. А сбросить машину в овраг – верная смерть. Что это за наказание?
– Богу виднее, как наказывать, – процедила Клавдия. – Не тебе бога судить.
– Клава, прошу тебя, давай прекратим этот никчёмный разговор, я уже…
– Что? – перебила возмущённо женщина. – Никчёмный разговор? О боге для тебя разговор никчёмный?
– Да я…
– Бог тебя покарает за такие слова! Помяни моё слово.
Фёдор, видимо, чуя, что разговор может перерасти в скандал, резко одёрнул:
– Так, бабы, прекращаем этот базар, или обеих высажу на фиг.
– Ой, – закатила глаза Клавдия. – Напугал козла капустой. Высаживай! Подумаешь, король тут нашёлся. Ты что, тут один ездишь? Останови свою телегу, – вдруг потребовала она и перекрестилась. – Я сама выйду. Вижу, тут одни богохульники собрались. Останови, говорю!
– Нет проблем, – выпятил губу водитель и, усмехнувшись, добавил: – Баба с возу – кобыле легче.
Водитель остановил машину на обочине. Неугомонная пассажирка что-то буркнула на прощание и, выбравшись из кабины, с силой хлопнула дверью.
– Что это с ней? – тронувшись, спросил Федя у Люси.
– Раньше была нормальной, – пожала плечами женщина, – а сейчас стала какой-то невыносимой. Только о боге и говорит.
– По-моему, у неё крыша подтекает, – заключил мужчина.
– Что есть, то есть, – согласилась женщина. – Дочку у неё в прошлом году посадили. Ну, Клавка и вбила себе в голову, что это её бог за какие-то грехи покарал. Теперь всех в церковь тянет, креститься заставляет, книжки всякие раздаёт…
– Это называется «из крайности в крайность», – сказал Федя.
– Наверное, – уклончиво ответила Люся.
Весь оставшийся путь женщина ехала молча. Через полчаса, поблагодарив водителя, Люся вышла у поворота на свою деревню.
Шофёр, расставшись с пассажиркой, ещё долго молчал, а когда мне надоело валяться и я перебрался на сиденье, он вдруг спросил:
– Слушай, а школа тебе нравится?
– Что вы имеете в виду? – вытаращил я глаза, никак не ожидая подобного вопроса.
– Вообще, – улыбнулся водитель. – Не твоя конкретно, а вообще…
– А-а, в этом смысле, – говорю. – Мне нравится. А почему вы спрашиваете?
– А моя дочка не любит школу. Мечтает поскорее её окончить. И, ты знаешь, я понимаю девку. Мне тоже школа не нравилась.
– А почему? – удивился я. Часто слышал от взрослых, как они скучают по школе.
– Потому что она всё время лезла в мою жизнь.
– Как это? – раскрыл я рот.
– А вот так. Строили как в армии. То не так пострижен, то почему в часах. То штаны у меня не такие, видите ли, клёш им не нравится. То рубашка не такая. Октябрята, пионерская и комсомольская организации, педсовет, директор. Все воспитывали, неизменно всегда припугивая. Как вспомню, кошмар! Школа, как и в прошлой жизни, продолжает старательно воспитывать. Причём не только своих учеников, но и нас, родителей. Не школьником я не люблю нынешнюю школу ещё сильнее, чем школьником. И вообще, не нравятся мне все эти дурацкие правила.
– Что за правила? – спросил я.
– Ну, эти «жи-ши пиши с буквой «и», ча-ща – с буквой «а». Дурость какая-то.
Я опешил. Попытался было переубедить своего взрослого собеседника, но его рассуждения увлекли меня.
– Вот ты говоришь, Миха, мол, правила, грамматика и так далее. А что случится, если я напишу, к примеру, «ты жывёшь в Москве»? Что изменится?
– Да ничего, – пожал я плечами, – только будет неграмотно.
– А почему неграмотно? Почему?
– Ну есть же правила…
– А кто эти правила придумал? – рассмеялся Федя. – Люди! Не просто люди, а занудистые учёные, которым делать нефиг, они придумывают всякие ненужные правила. Хочешь, докажу?
– Угу, – кивнул я. – Хочу.
– Вот скажи мне, как правильно писать: «тоннель» или «туннель»?
Ага, тут меня не поймать. Я недавно столкнулся с этим.
– И так, и так правильно, – говорю.