Двенадцать отважных - [8]

Это была медицинская сестра. Она двигалась бесшумно. Засветила фонарик, вошла к Косте в чулан. Осмотрев его, прокипятила шприц и сделала укол.

— Смотрите хорошенько, — шепотом сказала она Домне Федоровне. — Через четыре часа вам придется повторить укол самой.

— Помру я? — тоже шепотом спросил Костя.

— Не спеши! Еще поживешь. Ну молодцы, вовремя вы меня позвали. А теперь слушайте внимательно: двое суток надо делать вот эти уколы. Вы поняли? Попробуйте, покажите… Так, молодцом. Ну, на вас, кажется, вполне можно положиться. А эти порошки…

Вася слушал с нетерпением. Он хотел понять: кто прислал ее? Кто сказал ей? Ведь никто, никто не знал? Кроме…

Он не разглядел лица медицинской сестры, он только слышал ее тихий голос, почти шепот, и ощутил крепкое пожатие ее руки.

— А кто вас прислал? — спросил Вася, отпирая ей дверь.

— Знаешь пословицу? Много будешь знать…

Вася понял, что она улыбается. Он больше ни о чем не спрашивал, только секунду постоял на крыльце, стараясь разглядеть, куда она пошла, крадучись в темноте.

— Мама! Кто же ее прислал? — только и спросил Вася.

— Егор. Больше некому, — ответила Домна Федоровна. — Кто же знает? Мы да они…

ДУРНЫЕ ВЕСТИ

— Вася, ты?

Вася оглянулся. У него чуть сердце не выпрыгнуло, перед ним стояла Ольга Платоненко, их односельчанка и соседка. Она была сверстницей Васиной сестры, они вместе кончали школу и замуж вышли одновременно.

— Оля! — Вася схватил ее за руку. — Как наша Галя? Что с Толей?

— Живы. С ними — ничего.

— А с кем? Что Метелевы? Никулины?

— Борьку Метелева в Германию угнали. Ночью прямо с койки стащили. И сестру его, значит, Татьяну. У Никулиных фашисты стоят. А Егорку помнишь? Нечипуренко внука? Его повесили.

Они стояли около рынка. Дождь хлестал вовсю, оба вымокли до нитки, но Вася этого не замечал. Страшные новости оглушили его.

— Борька в Германии? Егорку повесили! Такого маленького? За что?

— У них спрашивать — за что! Людей так и косят. Стреляют, вешают, жгут. Поповка вся как есть сгорела. Тише!

Ольга умолкла — мимо проходил патруль. Вася смотрел на нее и не узнавал — так она исхудала, так запали у нее глаза и побелели губы.

— Ты болела? — спросил он.

— Все мы болеем, — ответила она с отчаянием. — Все мы тоской болеем. Я про своего с начала войны ничего не знаю. Жив? Убит? Маюсь с двумя ребятами и ничего про свой завтрашний день не понимаю. И ни о чем не спроси, ничего не скажи.

— Оль, зайдем к нам. Обсушись, согрейся!

— Ни! Мне бы до вечера доплестись до села. Галю порадую, что тебя встретила. Она просила к вам зайти, а я не обещалась. Повезло вот… Не ждала — увидела. Как тетя Домна-то? Обратно не думает?

В последнее время Вася с матерью только о том и думали: домой! Скорей домой, в Покровское! Вот поставят Костю на ноги — и домой!

— Гале скажи, что скоро придем, пускай ждет, — сказал Вася.

И долго еще стоял и смотрел вслед женщине, которая к ночи будет в Покровском, и встретит там утро, и увидит всех, о ком он так тосковал.

…Домна Федоровна слушала Васю, крепко переплетя пальцы.

— Нет, — сказала она. — Придется ждать. Домой хочу, к Гале, все сердце изныло. Но подождем. Боюсь, угонят тебя, как Бориса.

А Вася лег на кровать, укрылся с головой и крепко стиснул зубы, боясь расплакаться. Он видел вереницу людей, которых гнали в Германию, и среди них лучшего своего друга — Борю Метелева.

ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ

В тот день выпал первый, ранний по здешним местам снег. На улице было свежо и тихо. Пахло зимой. К Носаковым постучался Коля Шиленко, младший брат той женщины, которую, увидев в окне, убил фашист. Коля жил с бабушкой и маленькой племянницей. Его постоянно можно было видеть с девочкой на руках — у крыльца, в палисаднике или в поле за домом.

Мальчики всегда вместе ходили на рынок, пытаясь обменять какую-нибудь ветошь на еду. На этот раз Коля пришел с Лешей, соседским парнишкой, с которым они вместе учились в школе.

Вася вышел к ним, и ребята, не сговариваясь, направились не к рынку, а в поле, простиравшееся почти сразу за Васиным домом. Всем хотелось подышать зимней свежестью. Вася даже нагнулся, сгреб в горсти снег, помял его в пальцах, хотел было запустить в Колю, но вместо этого вяло выронил снежок на землю. Не хотелось играть в снежки, радоваться снегу, зиме. Мальчики молча шли полем. Вдруг Леша сказал:

— Ребята, что я вам покажу. Пойдем туда, за овраг. Я уже третий день знаю, только не пойму, чего там.

Они миновали овраг, обогнули лесок и увидели издали небольшой участок поля, со всех сторон обнесенный колючей проволокой. Вдоль изгороди с автоматами в руках ходили солдаты. В легких, уродливо коротких шинелях им, видно, было не очень тепло, поэтому они шагали быстро, будто хотели кого-то обогнать.

За проволокой не было ни машин, ни орудий, и мальчики не могли взять в толк, что, собственно, солдаты охраняют. Подойти ближе опасно: место открытое, заметят, пожалуй, еще стрелять начнут. Раз колючая проволока — значит, военный объект. За проволокой маячили какие-то люди.

— Пойдемте, — шепнул Коля.

Ему тут было знакомо каждое деревце, каждый овражек. Он повел ребят, велев им пригнуться, к кукурузному полю. Высокие, засохшие на корню стебли кукурузы и невыполотый бурьян образовали сплошные заросли и тянулись почти до самой изгороди из колючей проволоки.