Двенадцать - [8]

Он вошел в свою телесную оболочку, открыл глаза и увидел над собой страдальческое, искаженное тревогой лицо доктора Грэя.

— Уфф, — выдохнул тот с неимоверным облегчением. — Я уж думал, мы тебя потеряли.

Судя по всему, ему было невдомек, чем сейчас пожертвовал Макс из сострадания к бедному доктору. Впрочем, Максом двигало не только и не столько это. Более всего его влекло обратно некое чувство: что-то не сделано, не довершено… что-то несравненно важное и большое, то, для чего, собственно, ему и суждено жить.

Ощущение возврата из запредельной дали довлело, вызывало тошноту и головокружение. Макс пробыл под наблюдением в клинике еще как минимум пару часов. Рядом все это время безотлучно сидела мать.

— Мама, — слабым голосом говорил он. — Ты не представляешь, как прекрасно, когда выходишь из тела. Там всякие создания из света. Они полны любви…

— Да, могу лишь представить, — в тон говорила Джейн, прижимая сына к себе. — Я, видимо, примерно то же чувствую, когда смотрю на океан и представляю, что каждая волна несет в себе силу любви и жизни. Расскажи-ка мне лучше о тех двенадцати именах, что ты видел, — попросила она.

— Ну, это незнакомые такие имена. Я никогда их не слышал, они как будто иностранные. Помню только последнее, тоже необычное: Бегущий Медведь. У каждого имени есть свой особый цвет и вибрация. Когда они меж собой сочетаются, образуется целая радуга цветов и созвучие вибраций. Все такое… волшебное, чудесное.

Тут Макс неожиданно встрепенулся, словно осознав некую упущенную возможность, причем наиважнейшую.

— Ой, мама! А ведь я, наверное, должен был их запомнить? Как ты думаешь?

— Ничего, — успокоила мать. — Особой важности в этом, возможно, и нет. А если и есть, то не стоит понапрасну изводить себя. Пусть жизнь идет своим чередом. Там посмотрим, как все обернется. — Джейн внимательно вгляделась сыну в глаза. — Мир огромен и непостижим. Нам никогда не понять того, что в нем происходит.

С этими словами она поцеловала Макса в лоб и прижала к себе. Наконец они дождались, когда доктор Грэй убедился в том, что повторная кончина пациенту не грозит, и отпустил их из клиники домой.

Вняв материнскому совету, Макс стал жить-поживать, добиваясь все больших успехов и в учебе, и в спорте. Школьные предметы и лидерство в классе давались ему словно сами собой. Особо хорошо у Макса складывалось с математикой.

Добиваясь результатов, казалось, без всяких усилий, он наконец решил испробовать себя на более серьезном уровне, поэтому подал заявление на годичное обучение за границей, а именно в Испании. Может, так на него подействовало влияние преподавателя испанского языка Фернандо Иглесиаса.

Представить сеньора Иглесиаса, который просил, чтобы ученики называли его именно так, в роли учителя было ох как непросто, особенно учитывая его педагогические приемы. Вообще-то он был младшим сыном в одном из пяти самых могущественных семейств Кубы. Наряду с прочими четырьмя кланами Иглесиасы заправляли в стране политикой, владели сахарными заводами, железными дорогами, игорными заведениями и вообще всем, чем можно было владеть. Рой слуг, окружающих Фернандо, был готов исполнить любую его прихоть. Пиры, которые он закатывал, мог по достоинству оценить лишь истинный кубинец. Бразильские карнавалы, античные оргии и поистине сибаритская утонченность смешивались в этом прекрасном и высоком искусстве.

Не имея никакой на то нужды, Фернандо тем не менее изучал юриспруденцию, что, в принципе, подразумевало вполне достойную карьеру в ожидании богатого наследства. Однако он был идеалистом и жаждал перемен, в особенности свержения диктаторского режима Фульхенсио Батисты. Студентом он обеспечивал солидную финансовую поддержку еще одному молодому идеалисту по имени Фидель Кастро. Лишь с приходом Кастро к власти Фернандо понял, что ставил, по сути, на такого же деспота, что и бывший кубинский правитель. Прежде чем выслать Фернандо с острова Свободы, новая власть разрешила ему взять с собой в дорогу пять долларов и поношенный пиджак.

Прибыв в Майами, он какое-то время разливал газировку в ресторане Говарда Джонсона. Затем хорошее знание английского и соответствующий культурный багаж позволили ему устроиться учителем испанского языка, и какое-то время сеньор Иглесиас работал в школах на востоке США. Наконец, сыграло роль и социальное происхождение. Фернандо смог занять вакансию в частной школе Хекли, что в нью-йоркском пригороде Территаун. Так что в шестьдесят четвертом году он уже преподавал старшеклассникам испанский язык в этом вполне респектабельном учебном заведении для мальчиков.

_____

Педагогического образования как такового у сеньора Иглесиаса не было, но этот недочет он с лихвой компенсировал глубинным знанием латиноамериканской культуры. Так что и подходы к преподаванию у него были нестандартными. Лично Макс считал их чем-то сродни магии, такими же драматичными и захватывающими. Философия его строилась на том, что недостижимых вещей нет. Скажем, учеников он запросто брал с собой в центр города на вечеринки своих беглых соотечественников, где подростки, млеющие от собственной раскованности, могли напрямую приобщаться к живой культуре кубинского этноса, вкушая экзотичные блюда и танцуя под зажигательную музыку с не менее огненными и экзотичными мулатками.