Двенадцать - [6]

Джейн остановила свой белый фургончик на перекрестке трех дорог. Туда же приблизился и коричневый «шевроле» некой миссис Элисон Бродстрит. Джейн ехала по главной дороге, но все же притормозила. Миссис же Бродстрит хотела было пропустить машину, идущую по главной магистрали, но вместо тормоза неосмотрительно нажала на газ, таким образом влетев в чужое транспортное средство на скорости пятьдесят километров в час. К счастью, для летального исхода этого оказалось недостаточным. А вот для того, чтобы Луис вылетел из машины, а лицо и голову Джейн исполосовали множественные шрамы, такого удара вполне хватило.

«Скорая» сработала оперативно. В больнице Джейн наложили сорок три шва на одну лишь лобно-височную долю. В остальном, по словам врачей, она отделалась лишь сотрясением.

Назавтра Макс, как и положено, выступил на выпускном вечере в школе Хекли. Из остальных членов семьи там присутствовал лишь брат Луис, не пострадавший в аварии. Он тоже учился в этой школе и должен был появиться на мероприятии.

Герберт предпочел все это время находиться рядом с женой. Ее вскоре выписали, и домой она приехала, по словам мужа, такой же красивой, как и всегда. То же самое твердили и все остальные. Только сама она, к сожалению, больше так не считала.

Внешне у Джейн проявлялся лишь один небольшой дефект. Иногда в левой части лица появлялся нервный тик. Обворожительная улыбка по-прежнему была при ней, но сама она изменилась и никак не могла отделаться от мысли об аномальности своих черт. Собственную красоту она всегда воспринимала как должное, не поддаваясь тщеславию. Да и жизнь, собственно говоря, складывалась вполне удачно. Любящий муж, дети, уютный дом, друзья, достаток.

Получалось, что по жизни ее всегда пестовали и судьба к ней неизменно благоволила. И вот все в одночасье переменилось. Джейн стала поддаваться унынию и утратила вкус к жизни.

Несчастный случай, произошедший с Джейн в возрасте сорока одного года, посеял в ней сомнение в себе самой. Мечты об Англии так и не осуществились. Ее накрепко, словно путами, привязал своей любовью муж, человек по-своему властный и успешный. Теперь она жила словно в тягостной тени, утратила веру в себя.

Джейн никогда не была набожной, а эта беда и вовсе подточила в ней шаткую веру. Борясь с волнами болезненной разочарованности, накатывающими то и дело, она не на шутку пристрастилась к курению, не чуралась иной раз и приложиться к рюмке, чтобы приглушить немую боль.

Семейным врачом у Доффов был Говард Грэй. Их дети ходили в одну школу, и Говард со своей женой Зельдой нередко встречались с Доффами на людях. Неудивительно, что Герберт обратился за советом и помощью именно к старому хорошему знакомому, когда забрал из больницы жену с диагнозом «клиническая депрессия».

Джейн смолоду каждое лето проводила пару недель на взморье. Тамошняя атмосфера ее буквально притягивала. Став молодой матерью, она вместе с Гербертом и детьми неизменно выезжала на Кейп-Код, Лонг-Айленд, а то и поближе, на виноградники Марты, словом, туда, где можно часами смотреть на мерный бег волн. И днем и ночью гипнотический транс моря, его глухой шум, беспрестанное движение набегающих и отступающих волн неизменно поглощали Джейн, ввергали ее в состояние блаженной безмятежности.

А потому, заслышав насчет депрессии, Говард Грэй мудро порекомендовал снять там для Джейн на месяц домик. Пусть поправляется наедине со своим возлюбленным океаном.

Согласилась на это и Джейн, при условии, чтобы в таком «дефективном» состоянии, с нервным тиком, бередящим левую щеку, ее не видел никто. Ни муж с детьми, ни даже уборщица! Жить там она должна одна, без всякого стороннего догляда.

Однако доктор Грэй временами к ней все же наведывался. Море и отдых — это само собой, но полная изоляция все-таки тоже вредна. А так как больная регулярно нуждалась в болеутоляющем и снотворном, он стал приезжать к ней каждые выходные. Поначалу Говард останавливался в пляжном мотеле, но как-то незаметно для себя постепенно перебрался под уютную крышу ее бунгало. Надо же кому-то иной раз побаловать больную вкусненьким, а то и элементарно прогуляться с ней по пляжу. Так Грэй шаг за шагом вновь ввел Джейн в контакт с людьми, внушил ей, что красота никуда от нее не делась. Она по-прежнему достойна всей той же любви, которую получает от жизни.

Так произошло неизбежное. Говард Грэй полюбил Джейн. Этот внезапный взлет чувств наполнил их обоих подъемом, противиться которому ни он, ни она не имели ни возможности, ни, честно сказать, желания. Брак у Говарда выдался не особо счастливым, но вместе с тем семейная ответственность и наличие двоих детей мешали ему с головой уйти в любовь или же на корню нарушить святость отношений доктора и пациента.

Перед собой он оправдывался тем, что акты их любви способствуют исцелению и самым интимным образом доказывают Джейн, что красота в ней не пошла на убыль. Ведь она и в самом деле была полна живейшей, трепетной сексуальности, любовное признание которой требовалось в эту пору как раз не от мужа, а от иного мужчины. Здесь надо сказать, что до этого лета Герберт был единственным, с кем Джейн занималась любовью. Если бы она того пожелала, то Говард, пожалуй, решился бы на уход от жены и детей. Но она этого не пожелала. Любовь к Герберту, равно как и к детям, не пошла в ней на убыль. В Джейн уменьшилась лишь любовь к себе.