Две жизни для одной мечты - [20]

– Ах! – спохватилась Микела, назвала реальную сумму, увидела, как Бентон покраснел больше, чем прежде, и соврала. – Шутка. Всего тысяча.

– Ну, тысячу, пожалуй, можно, – выдохнул Бентон, однако еще несколько раз за вечер упрекнул Микелу за чрезмерную трату денег.

– Вы, мужчины, иногда бываете такими странными, – призналась она, планируя, как вернет Дугану долг.

– Странными? – переспросил Бентон, попытался отпустить пару неудачных шуток, предложил поужинать вместе.

– Мне двадцать девять, – сказала Микела.

– А мне еще нет пятидесяти, – Бентон улыбнулся, опуская глаза к карману Микелы, где лежал его чек.

– Мне нужно завтра на работу, – соврала Микела. – К тому же, боюсь, со мной у вас совершенно не получится сэкономить.

– Что, прости? – растерялся Бентон. Микела рассмеялась и начала прощаться.

Спустя час она обналичила чек, спустя еще сорок минут встретилась с Дуганом. Он вышел к ней сам, услышав стук в дверь, и Микела решила, что он видел ее в окно.

– Вот, – она протянула ему деньги. – Это твои. – Дуган кивнул, но брать не стал. – Приехал сын Пирса, и ему так понравился ремонт, что он возместил мне все убытки, – соврала Микела. – Так что бери, – деньги уплыли из рук так же быстро, как и пришли. – Ну вот и отлично, – Микела помялась на крыльце.

– Не жалеешь, что поругались? – спросил Дуган.

– Нет, – не задумываясь сказала Микела. – С тобой слишком сложно.

– С тобой тоже непросто.

– Но я, по крайней мере, не вру.

– Я тебе тоже никогда не врал.

– А как же твоя история о демоне перекрестков?

– А что с ней не так?

– Все! – Микела начала злиться, но заставила себя улыбнуться. – Я была там. Сделала все так же, как ты рассказал. И знаешь, что случилось?

– Ничего?

– Именно! – она нахмурилась. – Так, значит, ты признаешь, что соврал?

– Я был пьян. Я же никогда не говорил тебе, что верю в это.

– Не веришь? А как же чек от издательства?

– Случайность.

– Знаешь, что я думаю? Ты либо сам ненормальный, либо считаешь ненормальной меня! Не понимаю, зачем тебе только это было нужно! Да я чуть с ума из-за тебя не сошла! Сожгла все картины…

– Ты сожгла картины? Зачем?

– Ради тебя!

– Я-то тут причем?

– Ты? – Микела огляделась, подбирая слова, увидела пикап отца Дугана, вытянула руку, указывая на машину. – Вот причем.

– Что это значит?

– Я знаю, что он делал с тобой, – Микела понизила голос. Дуган побледнел. – И теперь я тебя понимаю. А тогда… Тогда мне казалось, что я могу тебя спасти. Не знаю, может быть, я тоже была пьяна… Да, наверное, я и была пьяна, но… Клянусь, мне казалось, что мои картины могут исцелить твои детские шрамы, спасти тебя от твоего прошлого. И не только тебя. Многих. Но картины должны быть иными, не теми, что прежде. Поэтому я и пошла к озеру. Надеялась, что, продав душу, смогу впервые в жизни создать что-то стоящее… – Микела нервно рассмеялась. – Господи, я, наверное, действительно сошла с ума, если говорю тебе все это! – она развернулась и пошла прочь. За спиной хлопнула дверь.

Дуган поднялся в свою комнату. Мать отца о чем-то спросила его, но он не придал этому значения, сел за стол. Работа из библиотеки (стопка старых газет и журналов), которую он взял домой, полетела на пол. Один из журналов раскрылся. Вырванные листы взвились под потолок, зашуршали. Тюбик клея для ремонта старых журналов упал на бок, и теперь густая жижа медленно вытекала на стол. Дуган закурил, стараясь ни о чем не думать. Внизу зашелся сухим кашлем отец. Перед глазами вспыхнула картина старого сарая. Железная коробка лежит между черных досок. В коробке – завернутый в промасленную тряпку курносый кольт, который с каждым годом становился все меньше и меньше, а рука, которой Дуган держал его, все больше и больше, пока однажды Дуган не заставил себя забыть и о нем.

– Нужно выпить, – тихо сказал он себе, стараясь выбросить из головы разговор с Микелой. – Выпить как можно больше и как можно быстрее.

Он сбежал по лестнице, надеясь, что отец не решит его ни о чем спрашивать, не встанет у него на пути. «Хонда» заурчала, понесла его прочь.

– Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! – Дуган ударил что есть силы в центр руля. Жалобно загудел клаксон, протяжно, непрерывно.

Какое-то время Дуган ехал, стараясь не обращать на это внимания, затем выругался, свернул к обочине, снова несколько раз ударил в центр руля, но клаксон стих, только когда Дуган отключил аккумулятор. Тишина. Дуган попытался добраться до проводов клаксона, чтобы оторвать их, снова выругался, захлопнул капот и пошел прочь. Шагов через десять он остановился, вернулся, закрыл машину, снова выругался, попытался вспомнить, куда ехал и зачем. В голову ничего не приходило, кроме пива, а лучше – водки. Щеки то вспыхивали, наливаясь румянцем, то бледнели. Перед глазами маячили черные точки. Все вокруг выглядело нереальным, незнакомым, словно чужой город, чужая жизнь, в которой есть старый сарай и спрятанная там железная коробка.

Дуган зашел в первый попавшийся бар, заказал водки, выпил, заказал еще. Видения не развеялись, наоборот, они обрели плоть, стали более важными, чем все остальное.

– Что-то не так? – спросил бармен.

– Твоя водка не пьянит, – буркнул Дуган. Бармен смерил его внимательным взглядом и неожиданно рассмеялся. Дуган побледнел. На мгновение ему показалось, что бармен знает его тайну. Он огляделся. Весь мир знает. А главное, знает он сам. Знает и не может забыть. – Черт!