Две жизни - [4]
Лекцию он прочел хорошо. Мембранные потенциалы и доннановское равновесие — один из любимых его разделов. Студентов было около сотни, и человек пять слушали и, видимо, понимали, а не просто конспектировали. Это не так уж мало. Читал он с подъемом, на адреналине, и после лекции был как выжатый лимон. На заседании кафедры полностью отключился. Заведующий, Алексей Иванович, два раза спрашивал его мнение, он соглашался, и, по-видимому, невпопад: все смущенно молчали и не смотрели на него.
Потом пил кефир с печеньем в профессорском буфете. Принял нитроглицерин и часа полтора говорил с двумя своими аспирантами. Шустрые ребята. Кое-что делают, но больше заняты идиотской общественной работой. Без этого на кафедре не останешься.
Страшная вещь — современный прагматизм молодых. Они думают, что умеют жить. Мура это, сами себя обманывают. Нельзя откладывать "на потом" и тратить лучшие годы на несущественные вещи. Когда-то, еще восемнадцатилетним мальчишкой, он написал об этом стихи.
Борис Александрович еще раз прочитал вслух стихи дома вечером. Написал он их на первом курсе. Пожалуй, эти строки можно понимать по- всякому. И как призыв к сиюминутному максимальному наслаждению. Но для него они всегда означали нетерпимость траты времени, траты жизни на незатрагивающее душу, на формальное, на несущественное.
Вечером радио. Ничего нового: Афганистан, все во всех стреляют в Ливане, идиотская болтовня в совершенно бессмысленной ООН.
Бессонница. И снова воспоминания.
Ноябрь 1937 года. Уже почти месяц, как арестовали папу. Но задолго до той страшной ночи Борис чувствовал, что дома тревожно. По выходным дням уже не приходили папины друзья. Зато папа приезжал со службы раньше, часами ходил по спальне и столовой и сам открывал дверь, когда звонили. А дней за десять до той ночи папа приехал днем, когда Борис только что вернулся из школы, и еще в передней, дергая щекой, сказал вышедшей навстречу маме:
— Снегирева взяли.
Снегирев был самым близким папиным другом, еще по ссылке. Борис уже понимал, что значат эти слова.
Вечером папа с мамой пошли к Снегиревым. Мама, кажется, пошла в первый раз, она даже не была знакома с женой Снегирева. Вернулись поздно. Борис ночью слышал, как папа ходил по спальне и повторял одно и то же:
— Он сошел с ума. Ты слышишь, Лиза, эта сволочь сошла с ума. Он всех уничтожит.
И мама:
— Успокойся, Шурик, никто ничего не может сделать. Может быть, о тебе забудут.
Не забыли.
Три часа ночи. Мамин голос:
— А это комната сына, ему шестнадцать лет. Если можно, не будите его.
Мужской, хриплый:
— Придется разбудить, гражданка.
Главный — коренастый, небритый, усталый, безразличный. Лет сорок. В штатском. Один — молодой, в форме, с кубарями. Заспанная дворничиха, тетя Клава. И мама — в лучшем, «театральном» платье, губы сжаты, глаза сухие.
— Вставай, парень. Тебя как — Борис? Вставай, Боря. Надень что-нибудь, простудишься.
Дрожащими руками, молча натянул штаны, рубашку.
— Твой стол? В шкафу — твои книги? Отцовы бумаги, книги есть? Поглядим, поглядим.
Вдвоем вытаскивали книги, бросали на пол. Вытряхивали ящики.
— А это что? Стишками балуешься? Возьми, Коля, на всякий случай, там посмотрим. А это — куда дверь?
Мама:
— Там другая семья. Звягинцевы, муж и жена.
Тетя Клава, конечно, знала, что там Надя с Мишей, но даже не взглянула на Елизавету Тимофеевну.
Все вышли в гостиную. У стола сидел папа, смотрел прямо перед собой. В дверях стоял еще один молодой, с кубарями. Няня Маруся — у стены на краешке стула, бормотала:
— Господи, что это? Господи, что это?
На большом столе навалены книги. Борис заметил несколько красных томов стенограмм съездов: тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого. Он их недавно прочел, потихоньку от папы.
Все книги со стола сложили в два рюкзака, туда же бросили тетрадки со стихами.
— Собирайтесь, гражданин Великанов, прощайтесь, пора ехать.
Елизавета Тимофеевна принесла из спальни небольшой чемодан.
— Здесь все, что надо, Шура.
И к главному:
— Где наводить справки, чтобы узнать, когда эта ошибка будет исправлена?
— У нас, гражданка, ошибок не бывает. Справки на Матросской Тишине. А вещички-то уже заранее приготовили? Ждали, значит? А говорите — ошибка.
Александр Матвеевич встал. Все вышли в переднюю. Одел осеннее пальто, хотя рядом висела шуба. Обнял маму.
— До свидания, Лиза. Я вернусь.
Няня Маруся схватила папину руку, поцеловала.
— Бог тебя благослови, барин. Что же это делается, Господи!
Папа обнял Бориса:
— Держись, Боря. Ты теперь мужчина, главный. И помни, я ни в чем не виноват.
— Я знаю, папа.
Вот и все. Ушли.
Мама сразу сказала:
— Надо прибрать.
И они до утра убирали спальню, гостиную, комнату Бориса. Потом мама приготовила завтрак, и в восемь сели за стол втроем.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.