Две жемчужные нити - [93]

Капитан оглядел Марту с головы до ног. Все на ней было в тон и к лицу, а едва уловимый аромат духов чуть подчеркивал торжественность, с какой женщина вышла встречать родной берег своего детства.

— А каблограмму сестре послали? — спросил капитан.

— Нет, — как-то виновато улыбнулась Марта. И пояснила: — Сюрприз!

Тем временем синяя полоска земли превратилась в зеленые горы, белокаменные дома, прохладные леса, в ажурное кружево высоких кранов, устремившихся в небо над строительными площадками. Марта вглядывалась в берег широко раскрытыми глазами. Узнавала и не узнавала. Но вот над морем, на высокой горе, что-то сверкнуло. Ослепительно манящее, как само детство. Сверкнуло раз, второй, посылая в море сигнал.

— Маяк! — воскликнула Марта, повернувшись к мужу. — Наш маяк!

— Так точно, — подтвердил капитан.

— Здесь мой отец, а ваш дедушка. Слышите, детки, дедушка ваш, — и показала дочке и сыну высокую, замшелую от морских туманов башню, на которой снова и снова вспыхивал и гас ослепительный свет.

Глотая слезы, Марта чуть слышно спросила:

— Зачем он горит днем? Может, нас встречают салютом или так отдают приказ?

— Не знаю, — пожал плечами капитан. — Я иду визуально. У нас радио, радары. Верно, на маяке ремонт либо какой-то церемониал…

Капитан угадал. Это был и в самом деле церемониал.

На самой верхней площадке маяка, где высились чистые, как хрусталь, линзы, со всех сторон оберегающие удлиненную электрическую лампу, стоял однорукий боцман. На нем парадная морская форма, на боку именной кортик. В руке бронзовый светильник, формой напоминающий старинную церковную чашу или эллинский ручной факел, выставленный в музее. Нет! На точеной подставке и на самой чаше красовались выгравированные колоски, серп и молот, пятиконечная звезда и два блестящих якоря. По широкому ободку, словно на корабельной рынде, были выбиты медные слова: «Новоград, 1960».

Боцману трудно одной рукой зажечь факел, и он, двигая главную лампу, посылал в море ослепительные и непонятные сигналы, на которые обратила внимание Марта. Боцман мог бы зажечь факел на земле, от запасной аккумуляторной станции, но это было совсем не то. Церемониал должен начаться здесь, на верхней площадке маяка, и быть виден издалека, чтобы было ясно, — огонь добыт не где-нибудь, а именно на маяке, из его главной лампы. И старик нарочно долго мигал главной лампой, чтобы как можно больше людей заметили этот блеск.

Наконец искры посыпались гуще и факел загорелся высоким пламенем. Дмитрий Григорьевич накрыл пламя легонькой стальной сеткой и медленно стал спускаться. Сетка хорошо охраняла огонь, он не гас на ветру, его не мог погасить никакой шторм.

Жены нет дома. С самого утра убежала в общежитие к Олесе, да и засела там. Гнат, верно, распоряжается в новой квартире, распахнул окна, чтобы и здесь все было как на палубе катера-ракетоносца, открытой всем ветрам.

Гляди, как трепещут белые занавески. Играют, словно паруса, с ветром. Хоть бы высунулся Гнат да поглядел на старого боцмана. Нет, не глядит. Только занавески мечутся, никак не улетят… А может, Гнат ушел из дома, оставив распахнутыми окна? Где уж понять сейчас этих парней и девушек? Все им не так. Все по-своему норовят сделать…

Стоит боцман у решетчатых ворот, словно дед из сказки, ждет: кто же возьмет огонь маяка и понесет его дальше? Старик может отдать его только случайному прохожему, а не специальному гонцу. Таков обычай. На улице пустынно, и старик терпеливо ждет.

Вдруг из кустов выбегает запыхавшаяся, раскрасневшаяся Искра.

— Я здесь! Я здесь! — кричит она. — Давайте мне, я понесу…

— Где ты была? Откуда идешь? — не верит боцман.

— У портнихи. Вот и кофточку несу, поглядите. Разве я могу вам соврать?..

Боцман недоверчиво смотрит на девушку и все же передает ей факел.

— Счастливого плавания! — говорит он и взмахом руки словно благословляет кого-то невидимого.

Искра замедляет шаг, величаво и торжественно несет огонь. Озирается по сторонам, боится, что вот-вот кто-нибудь появится на улице, отнимет у нее огонь и понесет дальше. А ей непременно надо пройти мимо дома, в котором живет Иван Корзун, остановиться перед его окнами с факелом в руках. Может быть, он уже вернулся? Вечером окна были темны. А вдруг сегодня… Если бы! Поскорее бы уж несли этот огонь для нее, как она несет для другой. А что, если свернуть в проулок и выйти дворами напрямик? Искра ныряет в густой кустарник садов, обступивших с двух сторон тихую уличку и совсем закрывших беленькие одноэтажные домики. Минуя их, девушка выходит на широкую улицу, вот она уж напротив нужного ей дома. Остановилась, перевела дух, огляделась. Горит факел, пылает, а окна Корзуна немы, мертвы. Только на соседнем балконе перед мольбертом стоит Марчук. Рисует. Увидав Искру, зовет:

— Погоди! Я сейчас китель надену и понесу дальше. Подожди, не отдавай никому…

— А сосед ваш вернулся? — Искра даже встала на цыпочки, всем корпусом потянулась к балкону.

— Нет, — крикнул Марчук, скрываясь в комнате.

— Дай мне, — кто-то тронул Искру за плечо. — Он не достоин нести этот огонь. Не достоин!

Искра оглянулась. Перед ней стояла жена бригадира — Марина, с сумкой в руке. Бледная, осунувшаяся, но в глазах светилось тепло. Искра заколебалась. Отдать ей факел или нет? А на лестнице уже загремели шаги Марчука. Услышав, Марина зашептала: