Две жемчужные нити - [64]

Рассыпались по саду, смеются, перекликаются. А Ирина словно завороженная. Прямо из больницы — и вдруг оказаться в лесу. Это все равно что слепому сделать операцию и, сняв повязку, в первый же день показать, как цветет гречиха. Целое поле до самого горизонта.

Вышел лесник и те девушки, которые жили теперь в Олесином доме. Стали приглашать в дом.

— Вот ваша кровать, Ирина Анатольевна. Девушки целый день на работе, и вы сможете отдыхать. У них своя маленькая столовая. Обед варят по очереди. Примут и вас в компанию, — сказала Олеся. — Я уже договорилась. А потом оформитесь к нам на работу. Искра правду сказала… Мы о вас говорили…

В горле снова горячо. Все ее сегодня трогает. Ирина готова разреветься, как девочка, и потому тянет Олесю из дома, и, подойдя к кусту горького миндаля, который посадили Марте родители, спрашивает:

— Олеся, а где же Гнат?

— Не знаю, — услышала она печальный ответ. — Снова в море. Уже который день. Все нет моего Гната…

— Грибы! Первые сморчки! — крикнула Искра.

— Какие грибы? Еще рано, — думая о другом, проговорила Олеся. И тряхнула косами, словно прогоняя тревогу.

Вдруг налетел ветер, пригнул деревья почти до земли, пригнал тяжелую тучу. И сразу наступили сумерки, как в предвечерье, Олеся сжалась:

— Ой, шторм… Снова шторм…

21

Шторм бушевал третьи сутки, матросы валились с ног, тревожно поглядывая на командира, младшего лейтенанта Гната Бурчака. Он стоял, словно каменное изваяние, на палубе, под штормовым козырьком из плексигласа, сверяя ход катера по компасу и карте, устно рассчитывая градусы, румбы, давая поправку на крутую волну и неимоверную качку.

Катер то и дело накрывала высокая волна. Разве в таком аду удержишь карандаш и планшет? Море сразу все вырывает из рук, смеясь над неопытностью командира. Гнат хорошо знаком с этой предательской привычкой стихии, он в училище тренировал память на математических расчетах. А сейчас это было спасением.

Водяные глыбы достигали уже высоты пятиэтажного дома. Гнат зорко следил, чтобы катер бросало на острый гребень не поперек, а только параллельно. Если бросит поперек, то рассечет пополам, как острый нож ломоть арбуза. Поэтому он не отходил от рулевого Бориса Ваганова, готовый каждую минуту прийти тому на помощь, выхватить скользкий штурвал. Но чем сильнее бушевал шторм, тем спокойнее Ваганов держал руль и даже не пригибался, не закрывал глаза, когда на катер обрушивалась очередная пятиэтажная лавина воды, — казалось, он и под водой видел все, что там делается. А может, и зажмуривался на миг, кто знает, но то, что он и там не выпускал штурвала, это уж точно. Гнат чувствовал его твердую руку даже тогда, когда катер мчался залитый водой.

Большие герметические наушники, микрофоны, пиявками присосавшиеся к горлу, связывали Гната Бурчака с каждым матросом. Если надо было, он мог не только видеть, но и слышать, как тяжело и нервно дышит матрос Петр Шпичка, виртуозный водитель на земле и чуткий, словно барограф, комендор своих смертоносных орудий. Комендор Шпичка сидел на стальном креслице, намертво привязанный ремнями, обеими руками вцепившись в обшитую кожей металлическую дугу. Он каждую минуту готов был дать залп и тоже не закрывал глаз, когда на палубу с ревом и грохотом накатывался водяной пятиэтажный дом. Только чуть пригибался и вбирал голову в плечи, словно боялся, что за ворот потечет вода.

Не видал Гнат только матроса Федора Пугача, но по тому, как тот сопел в глубине трюма под бронированной палубой и только изредка пускал соленое словцо, кашлял, пыхтел, лейтенант догадывался, что моторист уже не ходит, а ползает вокруг дизель-моторов, чтобы не стукнуться головой об острые зазубрины и различные выступы. Там не походишь, когда тебя швыряет из стороны в сторону и каждую минуту ты ждешь команды «полный вперед!» или «стоп!». Команда может свалиться как снег на голову — значит, дизель-моторы должны быть в полной готовности. Федор Пугач ожидал всего. Ему только хотелось хоть разочек взглянуть на море. Силу шторма машинист ощущал и в трюме, а как выглядит все на поверхности, где несут вахту его командир с медлительным Петром Шпичкой, он не знал. Больше всего ему хотелось знать, который теперь час. День или ночь? Есть ли на небе солнце, или оно уже спряталось? Его так швыряло, что матрос потерял счет времени. Когда Пугач оказывался возле люка, ведущего в кубрик, он краешком глаза замечал, как прыгали подушки на койках, летали полотенца и ездила по внутренней палубе книга Джека Лондона «Белый клык», которую они читали по очереди, отдыхая от вахты. Собственно говоря, отдыхал кто-то один, а вахту несли двое. А теперь и отдохнуть некогда. Все на вахте. Книжка очень смешно каталась по полу, трепетала раскрытыми страничками, словно их листал сам штормовой ветер.

«Есть там солнце или нет? — подумал Пугач и сразу опомнился. — Вот чудак! Какое же солнце, если книжка ездит по кубрику? Шторм. Солнце в тучах. Вокруг него снова какие-то магнитные бури, вспышки и бог знает что еще… Следи за моторами, Федор. Не подведи ребят, которые там среди водяного ада стоят на верхней палубе».