Две зари - [56]

– Это что за… такое?

– Сын твой прислал служанке моей. С чего бы ему дары слать чужой челяди? Уж нет ли умысла… на увод. Сам посуди.

– К… – Вуефаст хотел спросить, который сын, но глянул на Унерада и сам все понял по его смятенному виду. – Этот? Меньшой?

Эльга кивнула:

– Оно и не диво. Они с той девой знаются. Сын твой сам ее привез из земли Бужанской. Видно, там и сыскал судьбу свою. Перстень получил обручальный и отдарочек принес.

Вуефаст хмуро покосился на Унерада. Умыкание вольной девицы в былые времена приводило к кровной мести, но теперь, когда совершалось больше по взаимному согласию, обычно заканчивалось выплатой вена. Но увод чужой челядинки или ее обольщение – это кража, дело куда более позорное.

– Пока еще никто, кроме нас, об этом не знает, – добавила Эльга. – Не хочу, чтобы о тебе, муже честном, дурная слава пошла. Думаю, сговоримся-ка мы лучше добром. Мы ведь не чужие, мы все – русь Олегова, из одного гнезда славного вылетели.

– Правда, знаешь ли, Вуефаст, – вдруг подал голос Мистина, о котором гости почти забыли, пока он сидел молча, – если об этой снизке пройдет слух по городу, то истолковать ее можно и по-другому.

– Что еще? – Вуефаст взглянул на него с досадой.

– Люди могут подумать, будто в том деле с убийством в Драговиже все было не так, как рассказывают Болва и его товарищи.

– Но ведь с той стороны ни истцов, ни видоков нет! – не стерпел Радольв.

– Не скажи, – Мистина качнул головой. – В Киеве имеется четырнадцать человек, кто видел ваше сражение своими глазами. Вы, Унерад, сами их сюда и привезли. Я знаю, где они сейчас находятся. И если будет надо, устрою так, что их приведут на суд.

– Ты о челяди говоришь? – догадался Унерад.

– О ней. О полоне вашем. Если речь идет об убийстве, а нет видоков из числа свободных мужчин, то можно принимать свидельство женщин и челядинов. Думаю, Вуефаст, тебе не очень охота, чтобы против твоего сына свидетельствовали женки и рабы. Если разбор дела все же будет затеян.

– Князь уже все решил! – напомнил Радольв.

– Да, но он не видел вот этого, – Мистина кивнул на снизку, которую Эльга держала на коленях. – Когда увидит – переменит свое решение, как того требует справедливость.

– Но только врагам нашим нужно, чтобы мы, родичи и дружина Олега Вещего, из-за чужих людей между собой тягались, – сказала Эльга. – Мы ведь договоримся добром, да, Вуефаст?

– Добром? – Вуефаст насупился и сурово взглянул на нее из-под густых, пробитых сединой рыжих бровей. – А если не добром? В чем ты нас винить будешь?

Эльга мягко рассмеялась, будто услышала веселую шутку.

– А в чем хочешь, любезный мой! Хочешь – будто сборщики наши утаивают важное и от суда уклоняются, вот и хотят обиженных подкупить. Хочешь – что сын твой у меня со двора сманивает девку, грозит урон имуществу и чести моей нанести.

– Не докажете! – Вуефаст упрямо хлопнул по колену. – Эка невидаль, снизка, ей цена – белка лысая!

– Но сходить к присяге твоему сыну придется, – Мистина мельком улыбнулся Унераду. – Посылал он эту снизку бужанской заложнице или не посылал. Его отрок, который это принес, – человек вольный, тоже может отвечать. А когда выяснится, что посылали и приносили, то и мудрой чади, и самому князю будет очень любопытно – почему? Зачем?

Вуефаст сердито выдохнул, расширив ноздри. Грузный, рыжий, с полным лицом и длинной бородой, он сидел, слегка наклонившись и упираясь ладонями в бедра, будто готов был, как бык, броситься вперед. Но Эльга оставалась спокойной, зная, что никуда он не бросится. Имея на руках эту снизку, она легко добьется, чтобы Унерада повели к присяге, а когда он признает ее своей, поневоле придется отвечать и за попытки подольститься к чужой челядинке. Вина, может, обнаружится и небольшая, ничего ведь еще не случилось, но разговоров будет много, и Вуефаст останется со стыдом, как с пирогом.

– Я тебе не враг, Вуефаст, – заговорила Эльга. – Твой отец среди ближних мужей Олега Вещего был, я вам блага желаю, как и сами вы себе желаете. Коли уж так случилось, – она качнула снизкой, – то давайте ко взаимной чести дело покончим.

«Как?» – спросил мрачный взгляд Вуефаста.

– Пусть твой сын, – Эльга прямо взглянула на Унерада и улыбнулась ему, – эту деву в водимые жены берет.

– В жены? – Немота разом спала с Вуефаста. – Водимые? Рабу? Ты смеешься надо мной, княгиня?

– Она не раба! – быстро возразила Эльга. – Ее брали в таль. Ведь так?

– Так, – чуть слышно подтвердил Унерад, кивнув.

– Она – знатного рода, ее отец – боярин славного рода бужанского на Горыни, старший жрец! Замужем она была за сыном драговижского старейшины, ничем себя не уронила. Овдовела бездетной, может почти в девах считаться. Приданое у нее найдется. Да и я добавлю, коли из моего дома она будет выходить.

– Сыну моему… вдову поять…[19] – Вуефаст в возмущении оглянулся на сыновей, но Радольв быстро указал пальцем на собственный глаз: окривев, Унерад в известном смысле оказался приравнен к дряхлым старикам. Дева хорошего рода за него если и пойдет, то с большой неохотой.

– А главное-то ее приданое вот какое, – Эльга взглянула по очереди на отца и на сына, требуя особого внимания. – Ее муж будет с бужанской старейшиной на Горине в родстве. Проси, Вуефаст, чтобы Святослав сделал его посадником в Горинце.