Две свечи - [41]

Послышались шаркающие шаги. Лязгнул замок. На пороге стояла низенькая женщина лет шестидесяти пяти или даже семидесяти. Смуглое, морщинистое лицо с выцветшими, голубыми некогда глазами, сухие губы-ниточки, надвинутый на лоб, темный платок. Длинное, вязаное платье до полу, в руках четки.

Ксюша смотрела на колдунью с невольным изумлением. В той не было ничего сверхъестественного, и даже просто ничего величественного, что, по ее мнению, должно было быть в человеке, причастном к высшей магии и ворожбе. За спиной старухи виднелся тесный коридор, обклеенный засаленными бумажными обоями, и это так же привело Ксюшу в недоумение: ясно было, что квартира у матушки совсем не Бог весть, во всяком случае, рядом не стоит с Сонькиными хоромами. Решив, однако, ничему не удивляться, она почтительно наклонила голову.

— Здравствуйте, девоньки, — хриплым и дребезжащим голосом поздоровалась Иоанна. — Входите. — Она посторонилась, давая гостьям дорогу.

Сонька слегка подтолкнула Ксюшу в спину, и та переступила порог, чувствуя, как возвращается давешняя дрожь во всем теле. Они прошли по коридору в довольно большую комнату с выходящими на две стороны окнами. На подоконниках стояли чахлые цветы в горшках. Из мебели был лишь стол, заваленный, как и у Соньки, ворохом бумаг и всякой всячиной, старинный монументальный шкаф до потолка и диван, покрытый довольно грязным покрывалом.

— Сядьте, — лаконично велела старуха.

Ксюша и Телега молча повиновались. Сама Иоанна осталась стоять возле стола, не выпуская четки из длинных, узловатых пальцев.

— Расскажи, Софья еще раз, кто это. — Она остановила цепкий взгляд на притихшей от волнения Ксюше.

— Это Ксения, матушка, — подобострастно заговорила Сонька. — Моя сестрица. Отцы наши были родные братья, мы, почитай, вместе росли.

— Да, да, вспомнила. — Иоанна утвердительно качнула головой. — Теперь ты говори, девонька. Рассказывай, что тебя тревожит. Только гляди, ничего не утаивай.

— Конечно. — Ксюша поспешно кивнула и, откашлявшись, произнесла. — Я люблю одного человека. А он меня не любит.

— Давно любишь? — Блеклые глаза старухи уставились ей в лоб.

— Д-давно, — выдавила Ксюша, но тут же поправилась. — Вернее, не так давно. С апреля.

— А нынче июль. Стало быть, третий месяц. — Иоанна слегка нахмурилась. — Маловато для большой любви.

— Она вправду любит его, матушка, — вступилась Сонька. — Страдает сильно.

— Что страдает, вижу. А только времени мало прошло, чтобы во всем толком разобраться. Может, это и не любовь вовсе.

— Не любовь? — Ксюша даже привстала с дивана. — А что же?

— Мало ли что, — невозмутимо проговорила старуха. — Искушение дьяволово, вот что. Заблуждение.

— Нет, нет, — горячо и страстно произнесла Ксюша. — Не заблуждение. Я… я без него жить не могу.

— А ты пробовала? — Во взгляде колдуньи проскользнуло нечто сродни насмешке.

Ксюше захотелось немедленно выбежать вон и хлопнуть дверью. Она открыла, было, рот, чтобы сказать что-то резкое, но Иоанна жестом остановила ее.

— Ладно, хорошо. Мне все ясно. Ты хочешь сделать приворот на своего любимого. Так?

— Так.

— Тогда сядь, — неожиданно властным тоном проговорила старуха. — Сядь и слушай. Будь по-твоему. Я совершу обряд. Но ты должна знать — тебе будет трудно.

— В каком смысле? — не поняла Ксюша.

— В прямом. — Иоанна оглядела ее с сомнением и жалостью. — Больно хрупкие у тебя плечики. Боюсь, не по ним окажется ноша.

— Вы ошибаетесь, — твердо проговорила Ксюша. — Я только с виду хрупкая. На самом деле я сильная. Я все выдержу.

— Добро, — согласилась Иоанна. — Встань, подойди к образам и сотвори молитву. Я пока все приготовлю.

Она отложила четки и куда-то вышла из комнаты. Ксюша послушно приблизилась к одной из икон.

— На колени встань, — посоветовала Сонька.

Ксюша опустилась на колени, как сегодня утром, и принялась шептать слова молитвы. Никогда прежде она не молилась так исступленно, будучи уверенной, что ее просьбу услышат.

Бесшумно вошла Иоанна. Она несла в руках маленькую медную миску, наполненную какой-то жидкостью. Поставила ее на стол, предварительно расчистив на нем место, наклонилась, что-то пошептала. Затем зажгла одну за другой семь свечей в старых, почерневших от времени, мельхиоровых подсвечниках, расположив их вокруг миски.

— Готово, — проговорила она негромко. — Теперь подойди.

Ксюша повиновалась.

— Смотри на воду. Видишь там любимого?

Ксюша, расширив глаза, глядела на темную, слегка подрагивающую гладь на поверхности миски. В ней мерцали семь огоньков — отражения пламени свечей. Ей показалось, что она действительно видит между ними неуловимый, расплывчатый силуэт.

— Видишь? — слегка возвысила свой сиплый голос Иоанна.

— Вижу, — прошептала Ксюша.

— Повторяй за мной. Раб божий — имя — да полюбит отныне рабу божию Ксению на веки вечные.

— Раб божий Николай да полюбит отныне рабу божию Ксению на веки вечные, — как эхо произнесла Ксюша, не отрывая глаз от дрожащих, пляшущих огней.

— Держи. — Иоанна сунула ей в руку простенькое медное колечко. — Кидай его в воду. Говори при этом: «Как утонуло кольцо, так утонет прежняя любовь. Будет лежать на дне, а моя плыть наверху».