Две сестры - [53]

— То, что Паоло не может вырастить или купить здесь, он закупает на родине — даже муку, из которой готовят спагетти.

— Неудивительно, что у них такой божественный вкус. — Рэндалл сунул в рот последний кусочек пропитанного соусом хлеба и принялся медленно жевать, закрыв глаза, словно мысленно принимая причастие, прежде чем запить это удовольствие глотком вина. — Когда я был маленьким, мы каждое лето по целому месяцу проводили в Италии с семьей отца, — сообщил он ей. — Они жили в маленькой деревушке Монтепульчиано, к югу от Сиены. Для меня с братом это был рай на земле. Мы ели, как короли, целыми днями бегали по улице босиком, и нас безбожно баловали наши nonnas[43] и tias[44].

Линдсей вспомнила, как впервые ощутила дуновение соленого ветра на своих щеках и ласковое тепло волн, щекочущих ее босые ноги, когда брела по берегу океана здесь, в Лагуне Голубой Луны. Тогда она решила, что, наверное, умерла и попала в рай. — Ну, и как так вышло, что, имея отца-итальянца, вы обзавелись фамилией Крейг? — поинтересовалась она.

Он улыбнулся.

— Энтони — мой отчим.

— Ага, тогда понятно.

— Хотя я всегда относился к нему, как к родному отцу, и воспринимал соответственно, — продолжал Рэндалл. — Пожалуй, это одно из преимуществ того, что твоя мать выходит замуж второй раз, когда ты еще совсем мал. Впрочем, наверное, все-таки дело в том, что Энтони оказался славным малым. К тому же я практически не знал родного отца, пока не стал взрослым. — В его голосе прозвучали горькие нотки, и он печально улыбнулся ей. — Но, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Полагаю, что все писатели — хорошие, во всяком случае, — вырастают из трудного детства, так что я должен быть благодарен ему хотя бы за это.

— Если это правда, то я непременно получила бы Пулитцеровскую премию, если бы решила попытать счастья на писательской стезе, — ответила она с коротким безрадостным смешком.

Он склонил голову к плечу, не сводя с нее глаз.

— Выходит, у вас тоже было нелегкое детство?

Линдсей почувствовала, что он спрашивает ее об этом не из простого любопытства. Тем не менее она уже жалела о том, что затронула эту тему. Вино и ненавязчивое общество Рэндалла внушили ей обманчивое чувство защищенности, и она рискнула углубиться на территорию, оказываться на которой обычно избегала.

— Мое детство было всяким, — сказала она. — Я думаю, что оно разделилось на две части, как летоисчисление — до нашей эры и после. Вот только в моем случае «до нашей эры» можно заменить на «до Калифорнии». Я переехала сюда с родителями, когда мне исполнилось тринадцать. До этого я жила в Рено с матерью и сестрой — моей настоящей матерью, я имею в виду. — Помолчав, она добавила, медленно покачав головой: — Странно называть ее так, потому что я никогда не думала о ней как о матери. Для меня она была просто Кристал.

— Все было так плохо?

Линдсей пожала плечами.

— Полагаю, нельзя винить в происшедшем только ее одну. Меня она родила, когда сама была еще совсем молоденькой — ей едва исполнилось семнадцать. Кроме того, теперь мне кажется, что она просто не была создана для того, чтобы быть матерью. Фактически ее никогда не было рядом. Она работала по ночам, а днем, естественно, спала, так что мне приходилось воспитывать себя самой. А потом, когда на свет появилась моя сестра, мне пришлось растить и ее. — Она поспешила добавить: — Не поймите меня неправильно. Я люблю свою сестру, но… — Линдсей умолкла, думая о том, что прошлое, в некотором смысле, совершило полный круг.

— Похоже, на вас свалилось слишком много.

— Да, мне было нелегко, — призналась она.

— И что было дальше?

— Когда мне исполнилось двенадцать, Кристал попала в тюрьму за торговлю наркотиками. А меня и сестру отдали в разные приемные семьи. — Голос ее звучал отстраненно и холодно, как если бы она рассказывала о людях и событиях, не имеющих к ней непосредственного отношения. Годы одиночества и безнадзорности научили ее дистанцироваться от подобных эмоций.

Рэндалл же был слеплен совсем из другого теста. На его лице, как на экране сейсмографа, отражались все переживаемые им чувства, и сейчас на нем читалось искреннее участие.

— Должно быть, для вас и вашей сестры это стало тяжелым ударом.

— Для Керри-Энн в большей степени, чем для меня. Меня отдали семейной паре, которая позднее удочерила меня. А вот моей сестре не повезло. В то время ей было всего три годика, а ее жизнь состояла из бесконечных переездов — приемные семьи часто менялись. Я даже потеряла ее из виду на долгие годы.

— Но ведь теперь это все позади, и она вновь с вами?

Линдсей кивнула и отпила глоток вина.

— В этом-то и заключается самое странное — я потратила полжизни на ее поиски, и внезапно, пару недель назад, она сама появилась на пороге. А ведь последний раз я видела ее, когда она была вот такой, — и Линдсей опустила руку на уровень столешницы, показывая, какого роста была в те времена Керри-Энн. — Для меня это стало настоящим шоком.

Рэндалл негромко присвистнул.

— Могу себе представить. Воссоединение получилось еще то.

— Да уж. Совсем не так, как в кино, когда все обнимаются, а потом экран гаснет. — Неожиданное появление сестры пробудило в душе Линдсей массу самых противоречивых чувств. — Разумеется, я счастлива, что она вновь вошла в мою жизнь, хотя в наших отношениях далеко не все гладко. И дело не только в том, что нас воспитывали совершенно по-разному — просто мы изначально полные противоположности.