Две повести о любви - [50]

Лучше пиши мне теперь только обычные нормальные письма. Завтра или послезавтра попробую отдать это, потом такой возможности может не быть. Не посылай мне посылок, даже к празднику. Вместо этого прошу, посылай мне каждую неделю письмо или открытку, чтобы я знал, как у вас дела.

Пусть отец напишет коменданту лагеря и спросит, жив ли я еще. Сделай и ты это. Обещаешь?

3.XII. — Моя дорогая, бедная Марга! Дело завернули, потому что там чего-то не хватает. Это значит, что нас опять будут допрашивать. Это неплохая новость, стало быть, ходатайство о смертном приговоре пока не удовлетворено. Борьба за наши жизни продолжается. Это продлится еще недели, а время — это жизнь.

Марга, может, ты обижаешься на меня за все то, что я написал тебе. Но на это есть две причины: во-первых, ты должна знать все о моей жизни и о моих страданиях в эти решающие дни, чтобы оставаться сильной, когда получишь письмо в траурной рамке. Во-вторых, для меня огромное облегчение, что я могу излить тебе свою душу. (Завтра попытаюсь отослать это письмо, надеюсь, оно придет.) Марга, я хотел бы выплакаться в твои ладони, чтобы избавиться от этой адской усталости, которая навалилась на меня. Я не испытываю страха, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы поверить мне. Но все это слишком долго тянется. И я хочу, наконец, заключить тебя в свои объятия. Если я останусь в живых, я все сделаю, чтобы поскорее увидеть тебя. Интересно, о чем ты сейчас думаешь, любимая.

7.XII. — Наше положение сегодня немного улучшилось. Посмотрим, что будет дальше. Одно ясно: на Рождество я еще буду жив, поэтому пообещай мне, что вспомнишь в этот день своего мучителя.

Обнимаю тебя в бесконечной тоске, твой Р.

Поцелуй за меня моего прелестного малыша!

* * *

14.XII. — Дорогая Марга, 8-го не удалось отправить письмо, завтра должно получиться.

Есть хорошие новости. Они не казнят нас, если не будет осложнений. На 90 % мы спасены. Если они не убьют нас, мы получим по 25 ударов по заднице, может быть, по 50 — и нас выпустят из карцера. Вероятно, нас переведут в другой лагерь. Вот было бы здорово! Через две-три недели узнаем больше. Пока еще не все ясно. Будем надеяться на лучшее!

Людвиг уже в полной безопасности. Он скоро выйдет из карцера. Скажи это его матери, и понастойчивей, чтобы она поверила тебе. Передай ей привет от него. Он поздравляет ее с праздником и желает всего самого наилучшего. Пусть она не беспокоится за своего птенца, он в полном порядке, как, собственно, и остальные.

Эрнст в таком же положении, как и я. Хорошо бы рассказать все его сестре. Но ни она, ни фрау Весели не должны в своих письмах к ним писать об этом ни словечка.

Может быть, ты через какое-то время снова сможешь писать мне по-испански, но тогда тебе надо отдать свое письмо сразу при получении моего следующего послания.

Хорошо, что теперь я могу мечтать о нашей встрече. Ах, девочка моя, как я тоскую по тебе! Будешь ли ты тогда еще моей? Вспоминай иногда меня, моя сладкая, не забывай совсем. Как ужасно не иметь от тебя никаких вестей. До сих пор я ни разу не получил нормального письма. Ты больше не пишешь мне?

Моя дорогая, любимая Марга, я обнимаю тебя со всей страстностью и желаю всего самого доброго на праздники.

Навсегда твой Р.

Что поделывает мой маленький упрямец? Напиши мне подробно о нем, детка. Самый крепкий поцелуй для вас обоих!

5. ЗАРУБЦЕВАВШАЯСЯ РАНА

Очень трудно иметь такого отца, как ты. Ну что сказать? Разумеется, я пытался равняться на тебя. Но, в конце концов, я мало знал о тебе. Собственно говоря, вообще ничего. Я и не пытался больше узнать о тебе и о твоей жизни, ведь ты был героем, а в ту войну было много героев, о которых никто не рассказывал. Для меня ты был одним из них, с которым я случайно оказался в родстве. Да и что бы я мог такого сделать, чтобы не отставать от тебя? Лучше я буду говорить не о себе или же совсем немного, из вежливости по отношению к тебе: я изучал психологию, преподаю статистику в одном университете, женат, моя жена — врач, занимается спортивной медициной, у нас двое детей, мы уже дедушка и бабушка. У нас есть дом в Париже, загородная вилла на Менорке, еще у нас есть машина и собака. У нас незапятнанная репутация, мы кредитоспособны. Мою жену зовут Франсуаза. Ее отец был казнен во врет немецкой оккупации. Гестапо арестовало типографию, в которой он печатал «Юманите» и другую нелегальную литературу. Сегодня это не ценится, я лишь упомянул об этом, чтобы ты был доволен. Но это так. Нашей дочери Лауре тридцать с небольшим, она уже дважды мама, работает в консультации для безработной молодежи. Думаю, что она счастлива в браке. Наш сын еще холост, он инженер энергетик, пишет диссертацию, в свободное время конструирует экономящие силы велосипеды, один эксцентричнее другого. Вместо военной службы он работал в Камеруне в рамках гуманитарного проекта по повышению жизненного уровня местного населения. Кстати, он носит твое имя — Родольф. Я хотел сделать приятное матери.

Спроси его, помнит ли он меня. Он должен помнить.

— Это было давно. Он был слишком мал.

— Он не мог забыть меня.

— Ему было всего три года.