Две недели на соблазнение - [40]

Саймон стиснул зубы. Разумеется, они должны были присмотреть за Джулианой. Кто-то должен убедиться, что девушка не собирается убежать обратно в Италию… среди ночи. Но не он, разумеется. Саймон забрался в свою карету и задумался. Экипаж тотчас тронулся с места, но через несколько минут герцог постучал в стенку кареты и велел кучеру разворачиваться и ехать обратно. Он точно знал, где найдет ее. В конюшне, разумеется. Несколько конюхов, сидящих у входа в конюшню, тут же вскочили на ноги при виде герцога Лейтона. Но он знаком дал им понять, чтобы оставались на своих местах. И тотчас же вошел. Вошел с одной единственной мыслью — найти ее.

Услышав тихий шепот по-итальянски, Саймон остановился у двери стойла.

Стоя спиной к нему, Джулиана чистила свою лошадь скребком с жесткой щетиной. Когда же она стала расчесывать длинную белую гриву кобылы, та тихонько заржала от удовольствия и уткнулась носом в плечо хозяйки.

— Она даже не поняла, что я была там, — прошептала Джулиана по-итальянски, проводя скребком по широкой спине лошади. — Возможно, она даже не помнит о моем существовании.

Потом наступила тишина, и единственным звуком был тихий шелест ее смелого шелкового платья — полной противоположности ее печального шепота. Сердце Саймона сжалось от сострадания к ней. Ведь когда тебя бросила мать — это одно, но каким сокрушительным ударом должно было стать то, что мать походя отреклась от их жизни вместе.

— Впрочем, мне все равно, признает ли она меня вообще, — со вздохом прошептала девушка, и Саймон, услышав ложь в этих словах, почувствовал, как что-то сжалось у него в груди, так что даже трудно стало дышать. — Наверное, теперь мы можем вернуться в Италию, Лукреция, — продолжала Джулиана. — Может, теперь Гейбриел поймет, что мне не следует оставаться здесь.

Эти шепотом произнесенные слова, такие искренние и полные печали и сожаления, чуть не стали его погибелью. Прежде он считал, что она получала удовольствие от скандалов, следовавших за ней по пятам. Он думал, что она радовалась скандалам, провоцировала их. Но теперь, стоя в полутемной конюшне, Саймон наконец-то стал осознавать: скандал вовсе не ее выбор, скандал — ее бремя, ее крест.

— Не думаю, что ваш брат позволит вам уехать, — сказал он по-итальянски.

Джулиана резко развернулась к нему, и он заметил страх в ее огромных голубых глазах. Но страх тут же сменился раздражением, и она спросила по-английски:

— Вы давно здесь?

— Достаточно давно.

Она окинула взглядом стойло, словно искала путь к бегству. Словно боялась его. Но потом, похоже, вспомнила, что не боится никого и ничего. И, прищурившись, заявила:

— Подслушивать нехорошо, ваша светлость.

Он прислонился к дверной стойке и тихо сказал:

— Можете добавить это к списку моих недостатков.

— В Англии не хватит бумаги, чтобы перечислить их все.

Он с усмешкой ответил:

— Вы ранили меня в самое сердце, мисс Фиори.

Она нахмурилась и снова повернулась к своей лошади.

Потом пробурчала:

— Ваша светлость, разве вам никуда не надо?

Герцог пожал плечами.

— Я был приглашен на обед, но он слишком рано закончился.

— Судя по всему, было ужасно скучно, не так ли? Разве вам не хочется в ваш клуб? Могли бы рассказать там о сокрушительном ударе по нашей репутации другим надменным аристократам в облаке сигарного дыма, за стаканом скотча. И вообще, наверняка у вас есть дела поинтереснее, чем стоять в конюшне и смотреть, как я чищу свою лошадь.

— В вечернем платье. — «В потрясающем платье», — добавил он мысленно.

Она пожала плечами.

— Только не говорите, что на сей счет в Англии тоже есть правила.

— Правило существует. А именно: леди не должны чистить лошадей в вечерних платьях.

— Неужели?

— Да, не должны. И поверьте, я никогда не видел, чтобы лошадь чистила леди, так хорошо одетая.

— И сейчас не видите.

— Прошу прощения, не понял…

— Вы и сейчас не видите леди, делающую это. Думаю, после сегодняшнего вечера стало окончательно ясно, что я не леди, не так ли? У меня нет родословной, требующейся для подобной чести. — Помолчав, она пристально взглянула на него. — Зачем вы искали меня?

«Если бы я знал», — подумал Саймон.

Она вновь заговорила:

— Подумали, что теперь, когда наша мать вернулась, вы можете прийти ко мне в конюшню и я поведу себя так, как она? — Эти ее слова были на редкость дерзкими и неприятными, и Саймону захотелось схватить ее за плечи и встряхнуть хорошенько.

Но он не сделал ничего подобного. И по-прежнему молчал.

— Или, может, — не унималась Джулиана, — вы не смогли устоять против возможности лишний раз убедиться, что я испорченный товар после сегодняшнего вечера? Уверяю, вы не сможете сказать ничего такого, чего бы я уже сама не знала.

Наверное, он это заслужил. Но все-таки неужели она и впрямь подумала, что он воспользуется этой возможностью — этим вечером, — чтобы поставить ее на место?

— Джулиана, я… — Он шагнул к ней, но она выставила перед собой руку, останавливая его.

— Только не говорите мне, что это все меняет, Лейтон.

Джулиана никогда не называла его так, только «ваша светлость», насмешливым тоном, ужасно раздражавшим его, или изредка — Саймон. Но сейчас она использовала герцогский титул, и это очень его расстроило.