Две недели до любви - [37]

Никаких тяжелых нагрузок, только гребля.

Но на самом деле в моем мозгу раз за разом прокручивается вся сцена: коттедж номер четыре, открытая дверь моего грузовика, тело Челси, прижатое к моему. Как подпрыгнуло у меня сердце, когда я ощутил ее губы на своих. И как дьявол нашептывал мне: отвези ее к озеру, где вечно цветут лилии и редкие венерины башмачки и где расцветает летняя любовь.

– Хорошо прорабатывает глубокие мышцы, – сообщаю я, пытаясь не слушать дьявола, что сидит у меня на плече. Он знает, что от одного взгляда на Челси все мое тело гудит. – Ну, гребля.

Река Рейни течет неспешно, едва движется. Мы стоим в десятке сантиметров от воды. Те, кому повезло больше, поехали сплавляться на порогах Клементсон. Тот участок реки гораздо интереснее. Но, конечно, стоило мне предложить это Челси, как она тут же затрясла головой.

А теперь мне придется провести целый день, сплавляясь по спокойным речным водам… да уж, так себе приключение. Только и останется, что смотреть на Челси, снова и снова удивляясь, какая же она хорошенькая.

– Одного весла может быть достаточно, – улыбается она.

– Одного? – повторяю я.

– Ну да. Глубокие мышцы? Вот, смотри… – Она показывает на два коротких деревянных весла, которые я положил в каноэ.

– А, ну да, – отвечаю я. – Гребля. Весла. Глубокие мышцы.

Я помогаю ей забраться в лодку. Ох, ее кожа… Она манит меня больше, чем речная вода в жаркий день. От одного прикосновения мне хочется нырнуть в нее с головой. Беспечно дрейфовать, позволить ее водам унести меня по течению…

Как только она села, я тоже ступаю внутрь. И сразу замечаю, как задрались ее шорты.

Сосредоточься на чем-нибудь другом… На прикосновении весла к ладони, говорю я себе. Какая гладкая эта древесина на ощупь, после стольких рук, которые ее трогали.

Жаль, что того же не происходит с душой, когда по ней проносится тысячи раз одна и та же мысль. Жаль, что происходит ровным счетом наоборот. Я уже больше недели думаю о длинных золотистых волосах Челси, о тонком запахе персиков, что исходит от ее кожи. Но от мыслей этих у меня внутри одни зазубрины и занозы.

– Все дело в ритме. Видишь? – Я гребу веслом, отталкивая воду с одной стороны лодки. Челси работает на другой стороне. – Думай про Брэндона и его бас-гитару.

– Если я буду грести так же, как он играет, то мы оба переломаем себе бедра, – шутит Челси.

От улыбки у меня внутри все немного успокаивается.

– Послушай. – Я решаю заговорить об этой злосчастной белой обезьяне. – Вчера вечером я…

– Не переживай. Это все я виновата. Я просто… упала на тебя. Несчастный случай.

– Точно.

Мы оба знаем, что это чудовищная, нелепая ложь. Но по крайней мере мы заговорили о том, что случилось, и теперь можно об этом забыть. Я кладу весло на дно лодки и говорю:

– Теперь давай ты. Один гребок справа, один слева. А я буду наслаждаться пейзажем.

Я поворачиваюсь к ней спиной и смотрю на зеленые верхушки сосен и рябь света дальше по реке.

– Это что еще такое? – спрашивает Челси. – Я гондольером не нанималась.

– Слушай, это тебе нужны упражнения, а не мне. Слышишь, слышишь эти завывания? – Я прикладываю руку к уху. – Это воет призрак твоего прошлого! Хочет, чтобы ты привела в форму свою рыхлую задницу.

Она поднимает весло и брызгает в меня водой. В груди у Челси булькает хихиканье. Я поворачиваюсь, опускаю руку в воду и обрызгиваю ее в ответ. Она пищит, и голос ее эхом возвращается от речных берегов. Словно птичий крик. Словно голос какого-то дикого, свободного существа, которое никогда не знало печали. Голод? Возможно. Физическую боль? Временами. Но печаль – никогда.

Она поднимает руку, защищаясь от брызг. Ее весло, словно в замедленной съемке, плавно сползает в Рейни.

– Челс, – зову я. – Челс, осторожней…

Но она не слушает. Она все еще закрывает лицо рукой, ожидая града брызг. Я тянусь к ее веслу, но не успеваю.

Весло с бульканьем падает в воду, погружается на глубину и исчезает, оставляя после себя лишь круги на воде, как после того, как рыба вынырнет, чтобы проглотить жука.

Мы в унисон охаем, но потом наши взгляды встречаются, и мы хохочем. Слава небесам. Хохочем.

– Необязательно же так серьезно относиться к тренировкам, да? – спрашивает Челси.

Челси Прессинг по всему полю

Так хорошо видеть его улыбку. Так хорошо, что радость проносится по мне стремительно, как молния. И ведь я – это причина, по которой он улыбается. Клинт расслабляет плечи; его грудь уже не похожа на доспехи, как у средневековых рыцарей. И в этот момент он не кажется таким уж далеким и недоступным.

– Хорошо, что мы не отплыли далеко от берега, – говорит он. – Здесь довольно мелко.

И все же он достает из кармана компас и помещает его на дно каноэ, а потом ступает за борт, слегка раскачивая лодку. Вода едва доходит ему до пояса. Вытянув руки над поверхностью, он бредет по реке, затем наклоняется и хватает весло так легко, словно выловил камушек из банки с водой.

Но, прежде чем он успевает вернуться в лодку, я тоже схожу за борт. Река обхватывает мое тело, как губы – соломинку.

– Что ты делаешь? – спрашивает он, и его непринужденная улыбка меркнет, грозя совсем погаснуть. Он швыряет весло в каноэ и хватает меня за запястье. – Ты хоть знаешь, как скользко на камнях? – Отчитывает он меня, качая головой.