Было совсем светло, когда на такси мы въехали в переулок, круто спускавшийся к реке. Машина остановилась у серого двухэтажного дома, и мы побежали на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице. Ренато лихорадочно забарабанил в дверь. Она распахнулась, и в ней появилась фигура женщины в черном.
— Синьора Больди, где Анджела? — закричал Ренато.
— Там… — она отступила в сторону, вытянув руку в сторону покосившейся двери.
— Там? — переспросил неуверенно Ренато.
— Да, там. Но ее уже нет…
— Как нет? — закричал я. — Что вы говорите!
— Ее забросали камнями какие-то негодяи, когда она шла на баржу, чтобы перенести картины синьора Ренато. Она ведь слепая и не могла от них убежать. Она скончалась два часа назад.
Дальше я не слышал ничего. Ренато рванулся назад. Спотыкаясь и падая, он спускался по крутой лестнице вниз.
— Сон! Неправда! Проклятый Кардуччи! Проклятье Богу, создавшему ученых!
Из-за поворота улицы вылетела открытая военная машина, до отказа набитая пьяными офицерами и женщинами. Они горланили во всю глотку, совершая утреннюю прогулку после ночного пиршества. Ренато остановился посреди улицы, широко расставив руки:
— Проклятье вам!
Я не успел опомниться, как автомобиль на полном ходу сбил Ренато с ног и отбросил к стене. Шофер даже не попытался затормозить. Пьяная компания умчалась.
Несколько минут Ренато еще дышал.
— Ренато, Ренато, скажите хоть что-нибудь, — умолял я его.
Пульс на руке едва прощупывался. Сердце билось с долгими, грозными паузами.
На мгновение он открыл глаза.
— Кардуччи? Славный вы малый… Как хорошо, что кончаются эти две минуты одиночества…
Больше он не произнес ни слова.
Профессор умолк. Я сидел, боясь нарушить тишину, и силился проанализировать его трагический рассказ. Это было очень трудно, потому что все в нем было для меня необычно. Ясно только одно: Ренато, на чувствах которого так рискованно «сыграл» биофизик, пережил очень многое. Его погубила реальная жизнь с ее ужасными впечатлениями, запавшими глубоко в память. К трагической развязке художника привела его острая чувствительность.
— Синьор, можно к вам? — вдруг прервал наши раздумья высокий парень, один из тех, кого я видел, входя в хижину.
Кардуччи вздрогнул.
— Синьор, вам больше здесь оставаться нельзя.
— Почему?
— В деревне неспокойно. Священник сегодня в вечерню произнес проповедь против вас.
— О! Что же мне делать?
— Нужно уходить, синьор.
— Куда?
— В горы.
— К кому?
— К людям, которые любят и уважают вас.
Я облегченно вздохнул. Значит, все-таки я был прав, и здесь у профессора есть друзья!
— Разве такие есть? — спросил он.
— В Италии их много. Собирайтесь. Сейчас самое время.
— Но я не знаю дорогу. Где я буду искать этих людей?
— Вас проводит Антонио. Он здесь. Входи, Антонио.
В комнату вошел старик, тот самый, которого я встретил, приехав в деревню.
— Добрый вечер, синьоры, здравствуйте, синьор доктор. Идемте пока не поздно.
Кардуччи посмотрел на меня в нерешительности.
— Идите. Идите, профессор. Это настоящие люди, хорошие, добрые и смелые. Доверьтесь им.
Некоторое время Кардуччи стоял посреди комнаты совершенно растерянный. Затем он порывисто подошел ко мне, крепко пожал руку и решительно вышел из хижины в сопровождении Антонио и двух высоких хмурых парней, его бывших хозяев.
