Две королевы - [37]

Третий, и последний, рисунок Марии был сделан незадолго до ее свадьбы. Ей чуть больше пятнадцати, но выглядит она на все двадцать. Изящная, уверенная в себе и хладнокровная, с серьезным и даже немного агрессивным выражением лица, излучающим уверенность и спокойствие. Это портрет человека, который знает, чего хочет, и добивается своего.

Марии исполнилось пятнадцать, и ее дяди, кардинал Лотарингский и герцог де Гиз, могли быть довольны: она была готова исполнить обязанности, возлагаемые на нее чрезвычайно важной ролью. Для кардинала во главе угла стояло умение управлять государственными делами. «Осторожность во всем» — этот принцип всегда старался внушить ей кардинал. Ее учили хранить письма и не оставлять их на виду или в незапертых ящиках, чтобы их не украли или не прочли слуги. «Могу заверить Вас, — со знанием дела сообщала она матери, — что ничто, приходящее от Вас, никогда не будет мною раскрыто».

Мария научилась помечать самые важные фрагменты писем для шифрования. Эту работу выполнял ее личный секретарь после того, как она писала или диктовала черновик, однако когда она, волнуясь, попробовала эту процедуру в первый раз, секретарь сказал, что в этом нет нужды, поскольку он уже отправил ее матери всю конфиденциальную информацию в зашифрованном виде.

Несмотря на эти меры предосторожности, Мария иногда бывала слишком доверчивой. Когда ей, как королеве, потребовалось ответить на письма и просьбы, поданные в Шотландии, она отправила матери тридцать пять пустых листов со своей подписью. Четырнадцать, подписанные просто «Мария», предназначались для общего пользования. Пятнадцать, с подписью «Ваша Мария», — для привилегированных и важных адресатов. Шесть листов, подписанных «Ваша любезная сестра Мария», предназначались исключительно для суверенных правителей и должны были использоваться тогда, когда требовались сопроводительные письма для верительных грамот, а также в других особых случаях.

В этот период проявилась еще одна характерная черта Марии. Ее научили писать почти идеальным наклонным шрифтом по последней итальянской (или римской) моде вместо готического шрифта позднего средневековья; чтобы буквы соответствовали этому изящному стилю, ей приходилось пользоваться трафаретом. Когда Мария старалась, она могла писать безупречно: лучшие образцы ее почерка неотличимы от почерка дочерей Генриха II или ее молодой тетки, Анны д’Эсте, которая в подростковом возрасте тоже училась писать наклонным шрифтом.

На практике получалось так, что в самом начале Мария писала аккуратно, однако на второй или третьей странице начинала торопиться. В целом ее преподаватели были тактичны в оценках. Типичный комментарий: «она писала свои письма изящно и, что редко для женщины, быстро». На самом деле она постоянно извинялась за неаккуратность. В постскриптуме письма к матери, написанном в возрасте четырнадцати лет, Мария просила ее «простить мой ужасный почерк, поскольку я очень спешу». Приблизительно год спустя мы читаем: «Вы должны простить меня, если мой почерк плох, но у меня не было времени сделать все как полагается…»

Таким образом, Мария, не проявляя выдающихся способностей в учебе, была живой и сообразительной, быстро училась и обретала уверенность в себе, что дало возможность привыкнуть к своему королевскому статусу и даже наслаждаться им. Опережая своих сверстников в развитии — но не в учебе, — она следовала инстинктам и сосредоточивалась на том, что ей нравилось. Однако Мария не любила зубрежку и не соглашалась с тем, что античная литература — лучшая подготовка для королевы. Письменные задания она старалась выполнить как можно быстрее.

По мнению Рабле, знаменитого французского писателя начала XVI в., одна из главных функций образования состояла в том, чтобы молодые аристократы росли, как растения на солнце. Марии очень понравилась эта идея, и юная королева сделала ее своей эмблемой. Выбор пал на бархатцы, цветок, который всегда поворачивается к солнцу, а девизом стала фраза «Sa Virtu m’Atire» («Меня влечет добродетель»), почти точная анаграмма имени MARIE STVART, в котором «u» заменена на «v».

Во Франции в эпоху Генриха II игра в анаграммы была очень модной. В нее играли с помощью букв, как теперь в скребл, зачастую используя также загадки-картинки из Италии, на которых были нарисованы эмблемы, или impresa. Основу личной монограммы Марии составляли две пересекающиеся греческие буквы «М» (или мю), одна обычная, а другая перевернутая, чтобы изображение можно было прочесть в любом положении. Над монограммой Мария поместила анаграмму, а впоследствии изображение бархатцев.

По всей видимости, Мария обратила внимание на бархатцы благодаря Рабле, потому что именно этот цветок она выбрала из сборника эмблем для своей вышивки. Но девиз на вышивке другой: «non inferiora secutus» («не опускаясь до низших вещей»), оригинальная версия на латыни, которую Мария решила просто переписать.

На первый взгляд здесь проявляется изобретательность Марии, но на самом деле точно такую же эмблему раньше ее выбрала принцесса Маргарита, младшая дочь Генриха II, которая обучалась вместе с Марией. Она сохранила латинскую версию девиза, но заменила бархатцы на «маргаритку», соответствовавшую ее имени, тогда как юная королева Шотландии, позаимствовав идею у подруги, сохранила цветок, но изменила девиз.