Две королевы - [26]

Этим замечанием кардинал намекал на Флеминг, известную своими симпатиями к гугенотам, как во Франции называли протестантов. Это ни с чем не связанное замечание обычно неверно интерпретируется в значении, что Марию хотели воспитать в самых строгих католических традициях, чтобы подготовить ее к царствованию как символ католицизма. В целом широко распространен взгляд на семью Гизов как на «ультра-католиков», которые стремились подчинить политику Франции и Шотландии, чтобы спасти монархии Валуа и Стюартов и избежать угрозы перехода страны в протестантство.

Но это неверное представление. В 1550-х гг., вплоть до середины 1560-х, Гизы ставили свои интересы выше религиозных. Только после 1567 г., когда армия Филиппа II, наследника Карла V, вторглась в Нидерланды для подавления восстания протестантов, а во Франции начала формироваться Католическая лига, призывавшая к крестовому походу против гугенотов, семья де Гиз превратилась в символ яростной защиты католицизма. К тому времени они поняли, что могут защитить свои интересы только с помощью Филиппа II, а поскольку он был убежденным католиком и видел свою миссию в объединении всего христианского мира под знаменем папы, то для них стало важным сделать все возможное, чтобы сокрушить протестантов.

Эта метаморфоза сильно повлияла на Марию после того, как она оказалась в ссылке в Англии. В 1580-х гг. она будет выставлять себя доброй католичкой, которую преследуют исключительно по религиозным мотивам. Но в 1550-х гг. Гизы были politiques, или умеренными, и в равной степени противостоявшими как протестантскому, так и католическому экстремизму. Религия приобрела для них огромное значение только в династическом проекте, поскольку лишь папа римский мог вынести вердикт о незаконности притязаний Елизаветы Тюдор, а значит, подтвердить право Марии на английский престол.

В преддверии девятого дня рождения дофина Генрих II решил, что его сын должен покинуть общий двор, созданный для всех королевских детей, и обзавестись собственными придворными и слугами. Это мало что изменило в жизни наследника, поскольку он, как и остальные дети, все равно должен был следовать за королевским двором. Внезапные и серьезные изменения коснулись лишь должностей слуг и общего финансирования свиты остальных детей, поскольку прислугу и вспомогательный персонал перевели в новую структуру вместе с финансированием. В частности, возник вопрос, должна ли Мария, которая была коронованным монархом и которой скоро должно было исполниться десять, иметь отдельный двор.

Двор дофина отделился в марте 1553 г. Долгие споры по этому поводу шли всю зиму, и 25 февраля отчет кардинала Лотарингского Марии де Гиз был посвящен в основном этой теме. Он начал письмо с хороших вестей о Марии, с которой недавно виделся в Амбуазе. Она «сильно выросла и с каждым днем становится все выше, здоровее, красивее и умнее, а ее добродетели настолько совершенны… насколько это возможно». Никто во всей Франции не мог с ней сравниться. Король так полюбил ее, что «проводит много времени в беседах с ней, иногда по целому часу». Она «способна развлекать его приятным и разумным разговором, как будто она двадцатипятилетняя женщина». Анна д’Эсте, невестка кардинала, говорила то же самое несколькими месяцами раньше. С этого момента — и Мария и сама начала это осознавать — очарование и умение поддерживать беседу стали одними из самых ценных ее качеств.

Далее в письме Шарль обращается к насущным делам. Екатерина Медичи решила не выделять своим дочерям, Елизавете и Клод, отдельных штатов прислуги. Из-за недостатка персонала девочкам пришлось временно спать в ее гардеробной, под присмотром мадам д’Юмьер. Это было неудачное решение. И неудобное для Марии, которая должна была покинуть долину Луары и перебраться в Сен-Жермен, где ее уже ждал двор. Ее сопровождал обычный штат, но вопрос о ее «статусе» после отделения дофина от остальных детей, а также о том, какие помещения она теперь будет занимать при королевском дворе, требовал срочного разрешения.

Шарля заботили не только интересы племянницы. На кону стояла и его репутация, а также интересы семьи, которые пострадают, если «статус» Марии будет понижен. Во главе угла, как всегда, стоял королевский протокол. У Шарля был политический план, сформировавшийся еще в августе, когда Анри Клетен, сеньор д’Уазель, первый постоянный посол Франции в Шотландии и лейтенант-генерал Генриха II, прислал доклад о положении дел в Англии. 6 июля Эдуард VI, единственный сын Генриха VIII, умер от туберкулеза в возрасте пятнадцати лет. Несмотря на попытку его главного советника из числа протестантов, Джона Дадли, герцога Нортумберлендского, оттеснить от трона католичку Марию Тюдор и заменить ее протестанткой, леди Джейн Грей, Мария Тюдор победила. Заговор Нортумберленда провалился — правление Джейн продлилось лишь несколько дней. И 3 августа Мария Тюдор под крики ликующей толпы торжественно въехала в Лондон.

Эти новости вызвали во Франции сильную тревогу. Мария Тюдор была двоюродной сестрой короля Испании Карла V, с которым Генрих II уже два года воевал на границе Нидерландов и в Италии. Более того, она намеревалась выйти замуж за Филиппа II, в пользу которого собирался отречься его отец. Пятидесятитрехлетний Карл был абсолютно больным и изможденным. Пораженные артритом руки короля не могли даже вскрыть письмо; боль была настолько сильной, что Карл молил Бога о скорой смерти. Его сын Филипп был как раз молод и энергичен. Он собирался продолжать войну с Францией, и французские генералы справедливо опасались, что он использует Англию как свою морскую и военную базу. Тревога была абсолютно обоснованной, потому что после женитьбы на Марии Тюдор в 1554 г. и восшествия на испанский престол Филипп похвастался, что в ответ на каждую возведенную французами крепость в Шотландии он построит три на английской стороне границы.