Две дороги - [50]

Это объявление напечатано в «Руле» дважды на видном месте. Ломаю голову, почему в данном, случае действуют так открыто и нахально? Пока нашел одно объяснение — отводят внимание от такой же деятельности группы Зиверта и группы Орлова.

Вопрос: восстановить ли знакомство с Дружиловским? Мы можем встретиться с ним вполне естественно. Объяснение моего поведения во время нашей встречи в Риге есть вполне достоверное — я и в Риге был человеком Павлова. Жду ваше мнение на этот счет.

Кейт».

Резолюция на донесении:

Передать Кейту:

1. Без согласия немецких властей агентство «Руссина» возникнуть не могло. Выясняйте его дела, но встречу с Дружиловским следует продумать очень тщательно, так как он и его агентство должны быть под сильным контролем. Самое главное ваше дело — Павлов и его «братство».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Утром, сдав объявление в газету «Руль», Дружиловский направился в бюро Зиверта. Вчерашние неприятности уже забыты — доктор Ротт сам позвонил, сказал, что в случившемся виноваты его сотрудники, и заверил, что все будет срочно исправлено.

Радовал теплый, солнечный день мягкой берлинской зимы. Радовало ощущение толстого бумажника в кармане пиджака, радовал мягкий ветерок, ласкавший чисто выбритое лицо. Он то и дело поглядывал на начищенные до блеска ботинки. И ему казалось, что он ступал в них легко и красиво. Стены домов, афишные тумбы, трамваи, витрины магазинов заклеены плакатами, которые ведут между собой крикливый спор, требуют, обещают, зовут, разъясняют... Плакатов очень много — не поймешь, не разберешься, чьи они... Один проклинает Версаль, другой восхваляет могущество и мудрость Америки, третий мурлычет что-то о боге и божьем провидении, четвертый умоляет не забыть о погибших на войне. И все они — политика! Плакаты социал-демократов самые яркие, в красках, на глянцевой бумаге — сразу видно, что у них водятся деньги, они обещают скорейшее возрождение Германии, работу и обеспеченную жизнь. У коммунистов плакаты бедные, на серой бумаге, они ругают социал-демократов и зовут немцев в свой красный рай.

Все это, вместе взятое, — и солнце, и пестрота плакатов — сливалось в душе Дружиловского в радостное, уверенное ощущение своей значительности: он тоже делает политику. Но он еще и человек из мира тайны.

Зиверт встретил его как давнего и хорошего знакомого. Сразу повел к столу, где было приготовлено пиво с солеными сухариками, усадил, запер на ключ высокую дверь своего кабинета.

— С ума можно сойти! — смеялся он, открывая белые крепкие зубы и ерзая в кресле. — Надо же, такое совпадение! Захожу по своим делам в полицейскую берлогу, а там ты. Но, знаешь, не зайди я, тебе пришлось бы долго уверять, что ты не верблюд. Я их знаю, других таких формалистов на всем свете нет. Но ладно, все хорошо, что хорошо кончается! — Он разлил пиво и поднял искрившийся пузырьками стакан, живое его лицо выражало радость, а серо-голубые глаза — полное равнодушие: — За нашу встречу, за общее дело!

— Хорошо еще, Геральд Иванович, что вы вспомнили меня. — У Дружиловского не хватило смелости перейти с Зивертом на «ты».

— О-о! Как я мог не вспомнить? — дернулся в кресле Зиверт. На самом же деле встречу с Дружиловским в Ревеле он помнил более чем смутно. В то время под ним еще горела земля — вырвавшись из лап военного суда, он только что перебрался в Ревель, ждал визу на въезд в Германию и совсем не был уверен, что получит ее. Ему было не до того, чтобы запоминать какого-то подпоручика, которых в Ревеле было хоть пруд пруди. Более того, если бы ему предоставили сейчас самому решать, как поступить с этим подпоручиком, он еще подумал бы, иметь ли с ним дело — разве что приспособил его для самых мелких разовых поручений. Дружиловский не производил на него впечатления серьезного работника. Но сам доктор Ротт приголубил его и даже считает перспективным... И он, Зиверт, делает только то, что приказано, — принял участие в дурацком спектакле в полиции и теперь поможет Дружиловскому освоиться с агентством. Но все же с ним надо быть очень осторожным.

— С чего мы начнем? — быстро спросил Зиверт, не утруждая себя объяснением, откуда ему известно о делах подпоручика. Его глаза, точно заледенев, остановились на Дружиловском. — Твое агентство — дело нелегкое, но горшки обжигают не боги, поработаешь в моем бюро, я тебя поднатаскаю. Кстати, такое вот дело... Меня очень интересует посольство красных в Берлине. «Белое пятно» на моей карте. Нет ли у тебя какого-нибудь хода туда?

— Кое-что имеется, — совершенно неожиданно для себя ответил Дружиловский и быстро уточнил: — Правда, объект не очень солидный.

— Кто именно? — в изумлении отклонившись назад, спросил Зиверт — ничего толкового не ожидая от Дружиловского, он был сильно удивлен таким оборотом разговора.

— Работает там... одна женщина... мелкая сошка... — ответил Дружиловский с запинками, лихорадочно придумывая дальнейшее развитие своей внезапно родившейся лжи.

— Машинистка, на что уж мелкая сошка, а для нас клад, если она все печатает на одну копию больше. Так кто твоя женщина? — напористо спросил Зиверт.

— Она там... по хозяйству... может, всего-навсего горничная. Или прислуга.