Две дамы и король - [44]

— А потому что гибэдэдэшники — бандиты! Они произвол творят на дорогах. Поборы сплошные, несправедливость! Взятки вымогают! И название себе какое придумали лошадиное — г-и-и-и-бэ-дэ-дэ!

Коля загигикал, иллюстрируя лошадиное название. Проходившие мимо собачники шарахнулись от него, оттаскивая на поводке нервничающих псов. На одного особо взвинченного ротвейлера, разъевшегося до размеров небольшой коровы и такого же неповоротливого, Колины визги подействовали столь пагубно, что бедная собака долго не могла успокоиться.

Даже после того, как хозяин с трудом оттащил ее за нагрудный поводок подальше от приятелей, пес все оборачивался на ходу в сторону Коли и Санька и рвался поквитаться с ними за неприличный вопль — облаялся, бедняга, до пены на клыках. Приятели, самое обидное, драмы не заметили, так были увлечены своим принципиальным разговором.

— Да сами твои же любимые автовладельцы им в лапу и суют, навязывают, еще и угрожают. Устроили террор. И название им эти твои автовладельцы, буржуи недорезанные, придумали. Было как просто и мужественно — ГАИ. А теперь, конечно, позор один, а не название, — вздохнув, согласился Санек и задумался о происках автовладельцев, а Коля аж пивом подавился от подобной напраслины.

— Что же, по-твоему, пусть бензин дорожает? — поставил вопрос ребром трясущийся Коля.

— А хрен с ним. Пусть дорожает, — вынес свой приговор Санек, обсасывая воблино ребрышко.

Коля не нашелся, что сказать, и только отхлебнул из бутылки — там оставалось едва на донышке. Отдав должное политике, Коля подумал, что теперь можно поговорить и о деле.

— Санек, — снизив голос почти до шепота, он придвинулся к приятелю. — Слушай, такое дело, посоветоваться надо. Глянь-ка, чего я у себя дома нашел.

Коля полез в карман брюк и долго там шарил с побелевшим лицом. На какое-то мгновение ему показалось, что искомого у него в кармане нет — пропало, да и все. Но потом он все-таки извлек оттуда маленький бумажный комочек. «Уф!» — отлегло у него от сердца. Коля расшевелил комочек грубым коричневым указательным пальцем и протянул Саньку.

Тот внимательно рассматривал содержимое кулечка.

— Золото… — громко просипел Коля.

— Какое золото, — с сомнением отозвался Санек. — Небось подделка.

— Ты что! — забыв про осторожность, вскинулся Коля, но потом опять вспомнил про конспирацию и зашевелил губами прямо в ухо Саньку:

— Точно тебе говорю, золото. А камушки-то, видишь…

— И откуда? — задал вопрос на засыпку неисправимый скептик Санек.

— Откуда… — растерялся Коля. — Вот я и думаю, откуда…

— У Вальки спрашивал?

— Что я, дурак? Наоборот — вот уже несколько дней ни слова. И она будто и знать ничего не знает о сережках — тоже как воды в рот набрала. Слушай, я вот чего думаю… Может, любовник у нее богатый завелся?

Санек посмотрел на Колю как на придурочного.

Он вспомнил облик Колиной жены — приземистой, черноволосой, стрижка под мальчика, с увядшей кожей на лице и глазами, вечно ждущими плохих новостей.

— Да откуда… — отмахнулся он.

— Оттуда! — заволновался Коля. — Откуда я знаю!

Просто так золотые сережки в доме вдруг не обнаруживаются! Не я же их ей купил, значит, кто-то другой.

С какой такой стати, за какие такие услуги и красивые глаза? А она, видно, тоже чует, чье мясо съела, — ничего не спрашивает, не интересуется, куда ее сережки подевались… Вот сука! Все бабы суки, честное слово!

— А ты бы напрямик спросил, — предложил Санек, с сомнением выслушавший всю тираду.

— Отпираться будет, ясное дело, — напустился на него Коля. — Признается, что ли? Наоборот, станет вопить, что я где-то сережки украл и что тюрьма меня ждет. Начнет плакать о детях, что они из-за моих пьянок плохо учатся, и проклинать тот день, когда за меня замуж вышла… Хрен я ей покажу — еще отберет.

Я так считаю, эти сережки мне по праву принадлежат — потому что не фиг хахалей заводить! Она за моей спиной будет трахаться с кем попало, а я ей золото любовника возвращать?

— Да не суетись ты раньше времени, — посоветовал Санек, покосившись на блестящие бирюльки в руке Щетинина. — Кому твоя Валька нужна? Она у тебя не из таких — все о детях да о детях… Да и не золото это. Бижутерия. Дай посмотреть поближе.

Санек взял у Коли сережки, повернул к солнцу, поднял и посмотрел на просвет, отодвинул руку и поглядел на украшения издалека. Совершив все эти манипуляции, он вынес вердикт:

— Бижутерия…

— Бижутерия? — возмутился Коля. — Дай сюда!

Он выхватил сережки обратно, замотал их в кулечек, сунул в карман и придержал рукой, убедившись, что они там смирненько лежат.

— А вот давай проверим! Спорим, что золото! — предложил возбужденный Коля. — На что спорим?

— На бутылку, — основательно подумав, ответил Санек. Что еще в самом деле он мог сказать?

Приятели дружно повернулись и двинулись обратно к магазину, при этом мелкий распетушившийся Коля шел рядом с Саньком, безотчетно напирая на собутыльника и тесня его к краю дорожки, повторяя:

«Вот увидишь, вот увидишь…».

Глава 4 В ПОИСКАХ БОГАТОГО ОЧКАРИКА

В понедельник утром в кабинет к Занозину ввалился загадочно улыбающийся Карапетян. Занозин только собрался позвонить Регине Никитиной, чтобы проверить, прекратилась ли с субботы слежка. Он уговаривал себя, что сведения, которые он намеревался от нее получить, очень важны для расследования убийства Киры Губиной. Дело пока продвинулось мало, что там говорить. Тем не менее Занозин колебался, подозревая себя в посторонних мотивах. Он пытался сосредоточиться и спокойно проанализировать свои ощущения, заглядывал внутрь себя, чтобы убедиться, что никакого иного интереса, помимо профессионального, к Регине Никитиной у него нет. «Это было бы слишком пошло», — выговаривал он себе. Но хитрое приспосабливающееся сознание тут же услужливо подбрасывало Занозину оправдание: «Просто кто-то должен ее защитить. С моей стороны это естественно — это мой долг». Фраза про долг звучала фальшиво — и Занозин, как человек умный, это чувствовал и досадовал на себя, что ничего поубедительнее выдумать не может… В итоге он плюнул на пустые душевные переживания, ибо истока их найти так и не смог, и схватился за телефонную трубку.