Дважды убитый - [48]
— Мы их не трогали, шеф, — попробовал оправдаться Вилли. — Мы всего лишь искали мисс Шелепински.
— И где она? — не выдержал Дэвид. — Где Настя?
— Вы забыли, — перешел Бон в наступление на Дэвида, — что именно вы, господин Стонецкий, дали нам адрес этого питомника. Ваше дело — думать, а наше — исполнять. Мы и сделали. А мисс Шелепински там не оказалось. В конце концов, вы ее туда послали, а не я.
— Хватит! — перебил шеф. — Чтобы это было в последний раз. Операции будете проводить на Сицилии или в пустыне, как доблестные американцы. Буря в пустыне — это вам подойдет. И вам, Дэвид, не мешало бы лучше думать и не путать свои интересы и фирмы.
Михаилу не спалось. И даже чай с любимым вареньем не успокоил. Проворочался полночи и наконец не выдержал: осторожно, чтобы не разбудить Раису, встал, оделся и вышел на улицу. Там он попытался сосредоточиться и понять, что же его так беспокоит.
Неужели те четверо деятелей, которые прилетали сегодня из Москвы и попытались заручиться его поддержкой? Чрезвычайное положение им, видите ли, подавай. Конечно, Михаил их выставил вон.
Но какая-то неясная мысль настойчиво просилась наружу, которую он никак не мог связать со своими предчувствиями и опасениями.
И вдруг он вспомнил. Конечно же, ошибка была допущена еще тогда, 28 марта, когда на узком совещании, которым руководил Михаил, приняли решение об образовании Государственного комитета по чрезвычайному положению. Точно. Они же тогда разработали план, по которому в случае чрезвычайных обстоятельств этот комитет возьмет на себя всю полноту власти под его руководством, конечно. А что, если без него? Почему бы и нет? Тем более что он в отпуске, а замещает его этот профсоюзный пьяница и недотепа. Если на него надавят, сломается тут же.
Михаил взволнованно ходил по террасе и пока еще не понимал, что можно предпринять прямо сейчас, ночью. Осторожно пройдя в кабинет, он схватился за трубку правительственного телефона. Тот молчал. Безмолвствовал и другой телефон в приемной.
Он отрезан от мира. Снова выйдя на улицу, Михаил заметил, что постепенно ночь начинает рассеиваться. Он обошел дом и вышел к парапету, висящему над берегом. Вглядевшись в светлеющее море, он сразу увидел, что прибрежные воды покачивают на ближнем рейде сразу несколько военных кораблей, которых еще вечером здесь не было.
В Москву Игорь и Настя въехали по Можайскому шоссе почти в полдень, когда солнце уже вовсю плавило асфальт, а старушки, торговавшие по обочинам ягодами и зеленью, лихорадочно отмахивались газетами от мух и солнечных лучей.
Не желая сгореть заживо на раскаленном Кутузовском проспекте, Игорь свернул на первом же повороте налево, выбрался на Ленинградский проспект, а потом по Нижней Масловке и Сущевскому валу — к «Рижской». Ничего интересного Игорь по дороге не заметил, разве что колонну бронетехники, медленно ползшую наперерез, когда они пересекали Кутузовский проспект.
И еще он обратил внимание, что машин на проспекте Мира для этого времени дня было маловато. Впрочем, все это Барс отмечал автоматически, не придавая особого значения. Чрезвычайные странности происходили в городе и до отъезда в Венгрию, если, конечно, нелегальный переход границы можно так назвать.
Настя, правда, вертела во все стороны головой, пытаясь увидеть знакомые места. Чужими казались не только дома, но и люди. В детстве она никогда не видела на улицах Москвы столько ожесточенно спорящих людей. По мере приближения к центру они стояли группами все чаще и спорили ожесточеннее, что было понятно даже из окна машины. А узнавать знакомые места она стала только ближе к Сретенке, когда «жигуленок» выскочил на Сухаревку.
Барс думал о другом. Он понимал, что ехать домой опасно. И дело даже не в том, что в городе творится неизвестно что. Просто он знал, что для тех, с кем он работает, чрезвычайных ситуаций не существует. Они продолжают делать свое дело всегда, в любых обстоятельствах, пока приказ не будет отменен.
Оставив Настю вместе с машиной в соседнем дворе, он вошел в собственный дом через чужой подъезд, на ходу отметив двух странных субъектов, режущихся в домино на детской площадке. Поднявшись на последний этаж, он бегом взлетел еще на один пролет, туда, откуда маленькая железная лестница вела к чердачному люку. Барс знал, что они никогда не запираются в целях безопасности: мало ли какая авария может случиться? Работники ЖЭКа ради собственного спокойствия предпочитали держать люки открытыми.
Путаясь в паутине и переступая через груды неизвестно откуда появлявшегося здесь мусора, Барс добрался до люка, ведущего к его подъезду и почти к его квартире, которая располагалась на верхнем этаже.
Оглядев лестничную площадку, Барс увидел сидящего прямо на ступеньке у его двери человека, на голове которого красовались большие наушники, а из-под пиджака явственно выступала кобура. Мгновенно сообразив, кто перед ним, Барс прыгнул на человека прямо из люка. Не ожидавший атаки с неба, тот не успел оказать сопротивления. Оглушенный ударом по голове, он перегородил своим телом лестничную площадку и затих.
Барс вытащил из его кобуры пистолет, связал руки ремнем и подошел к двери. Она была закрыта. Но уже в прихожей стало ясно, что в квартире кто-то побывал: створки стенного шкафа были распахнуты, с антресолей свисали вещи, видимо, наспех туда заброшенные. В единственной комнате все было перевернуто вверх дном.
Действие разворачивается в антикварной лавке. Именно здесь главный герой – молодой парень, философ-неудачник – случайно знакомится со старым антикваром и непредумышленно убивает его. В антикварной лавке убийца находит грим великого мхатовского актера Гайдебурова – седую бороду и усы – и полностью преображается, превращаясь в старика-антиквара. Теперь у него есть все – и богатство, и удача, и уважение. У него есть все, кроме молодости, утраченной по собственной воле. Но начинается следствие, которое завершается совершенно неожиданным образом…
Чтобы понять, о чем книга, ее нужно прочитать. Бесконечно изобретательный, беспощадно эрудированный, но никогда не забывающий о своем читателе автор проводит его, сбитого с толку, по страницам романа, интригуя и восхищая, но не заставляя страдать из-за нехватки эрудиции.
Наши дни. Семьдесят километров от Москвы, Сергиев Посад, Троице-Сергиева Лавра, Московская духовная семинария – древнейшее учебное заведение России. Закрытый вуз, готовящий будущих священников Церкви. Замкнутый мир богословия, жесткой дисциплины и послушаний.Семинарская молодежь, стремящаяся вытащить православие из его музейного прошлого, пытается преодолеть в себе навязываемый администрацией типаж смиренного пастыря и бросает вызов проректору по воспитательной работе игумену Траяну Введенскому.Гений своего дела и живая легенда, отец Траян принимается за любимую работу по отчислению недовольных.
Роман «Нечаев вернулся», опубликованный в 1987 году, после громкого теракта организации «Прямое действие», стал во Франции событием, что и выразил в газете «Фигаро» критик Андре Бренкур: «Мы переживаем это „действие“ вместе с героями самой черной из серий, воображая, будто волей автора перенеслись в какой-то фантастический мир, пока вдруг не становится ясно, что это мир, в котором мы живем».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Горькая и смешная история, которую рассказывает Марина Левицкая, — не просто семейная сага украинских иммигрантов в Англии. Это история Украины и всей Европы, переживших кошмары XX века, история человека и человечества. И конечно же — краткая история тракторов. По-украински. Книга, о которой не только говорят, но и спорят. «Через два года после смерти моей мамы отец влюбился в шикарную украинскую блондинку-разведенку. Ему было восемьдесят четыре, ей — тридцать шесть. Она взорвала нашу жизнь, словно пушистая розовая граната, взболтав мутную воду, вытолкнув на поверхность осевшие на дно воспоминания и наподдав под зад нашим семейным призракам.