Дважды Татьяна - [58]

Кое-кто из немцев принимал это как непримиримый протест советских людей против оккупации. В стремлении изгнать врага люди бросали свои дома, годами нажитое добро и уходили всей семьей в лес, в партизанский лагерь. Они взрывали театр, который сами строили, железные дороги, которые сами прокладывали…

Каратели же вместе с гестапо все еще надеялись привести народ к покорности. Устрашающими казнями, грубой силой.

— Слышишь, вопят? — сказал Николай, поднимая голову. — Ух, ненавижу! Пускай сам взорвусь, но они тут веселиться не будут. Тебя я тогда обидел… Я думал, ты тоже из таких, из ихних. Есть тут одна. Была вроде бы девчонка как девчонка, в школе в самодеятельности выступала. Теперь для них в хоре поет. Так еще хвастает: нас, дескать, берегут. Нам питание требуется улучшенное. И, знаешь, жених у нее был. Наш. В нашей армии служит. Я у нее спросил: «А что ты ему ответишь, когда он придет? Как в глаза посмотришь?» Смеется. До чего ж нахальная! «Ничего, говорит, ты за меня не бойся. Скажу, насильно погнали. Жить-то нужно было. Он еще и пожалеет».

— Да, за нее ты не бойся, — сказала Таня задумчиво. — Такая, пожалуй, сумеет… Вывернется. Такую еще и пожалеют…

— Ну уж нет! — Николай выпалил это с такой яростью, что Таня засмеялась.

И снова они заговорили о деле, которое свело их вместе в этот вечер.

Требовалось достать взрывчатку, остальное должен был сделать Коля.

— Двадцать шашек взрывчатки принеси, по 400 граммов каждая. Под котел отопления подложу — и прощайте, изверги, счастливо веселиться на том свете, — зло шутил Николай.

— Дефицитный товар эти шашки, — сказала Таня. — Особенно теперь. Однако добудем, Коля. Жди.

Они простились.

Достать взрывчатку в самом деле было нелегко.

«Все равно достану», — упрямо сказала Таня самой себе.

В витрине какого-то германского агенства Таня увидела большой, ярко разрисованный календарь. Сегодняшнее число заставило ее остановиться и внезапно задуматься: 5 августа 1943 года.

Ровно год назад Таня покинула Москву. Ровно год провела на оккупированной земле. И, несмотря на все опасности, полюбила эту землю, этих людей, готовых разделить с ней любую беду.

ЛЕГКИХ ЗАДАНИЙ НЕ БЫВАЕТ

И так, ровно двенадцать месяцев прожито на захваченной врагом белорусской земле.

Таня лихорадочно обдумывала, один за другим отбрасывая планы, как добыть взрывчатку. Ей начинало казаться, что ничего значительного не было сделано за это время. Оно пришло только теперь — самое главное задание, и она оказалась не готова к нему, бессильна его выполнить. Наверно, Москва, пославшая ее сюда, ошиблась в ней, ожидала большего, чем она сумела сделать.

Как раздобыть взрывчатку?

Соседка Тамары — они с утра вместе обсуждали этот вопрос сочувственно наблюдала за Таней.

— Да не казнись ты, слышишь? — вознегодовала она. — Дело-то, считай, почти непосильное.

Таня отрицательно покачала головой:

— У нас, разведчиков, один закон: пока жив, непосильных дел нету. Не под силу лишь то, на чем сломишься. А я… Мне кажется…

— Ладно, ладно. — Та замахала руками. — Самоедством занялась ты, вот что. Дел-то своротила — не счесть! Один график чего стоит. А бургомистрова печать? А как насчет облавы всех предупредила? У нас обеих пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы все пересчитать. Значит, и взрывчатку добудешь, не сломишься. Поищи, поищи, для тебя, я вижу, ничего непосильного нету. А уж если не получится — придется у партизан просить. Вон ты сколько бойцов к ним переправила.

Да, это тоже было немалой Таниной победой: Костя Сумец, Сергей Ковалев и многие другие сражались теперь против тех, кто дал им оружие в руки… Но где достать взрывчатку?

После этого удара карателям нелегко будет оправиться. Они будто вымещают на мирных жителях позор поражения под Сталинградом. Для них вдвойне важно сейчас усилить политику устрашения.

Эх, был бы цел «арсенал» дяди Юркевича!

Машинально перебирая пряди волос — была у нее такая привычка, — Таня припоминала имена всех оставшихся в Минске людей, которые могли бы прямо или косвенно помочь ей.

Обрадовавшись, вспомнила: однажды Мария-маленькая познакомила ее с женщиной лет сорока — Верой Иосифовной Петроцкой. Представила деловито, даже несколько официально: «Коммунистка, уроженка Белоруссии». Потом сама Вера Иосифовна рассказала Тане, что работает в столовой, связана с партизанами: они встречаются у нее на квартире, приносят подпольную литературу.

Несколько раз, как бы невзначай, Таня заглядывала в столовую к Вере Иосифовне, помогала ей собирать со столов грязные тарелки. Прислушиваясь к беседам гитлеровских солдат, она не только ловила их угрюмую брань по поводу затянувшейся войны.

Солдаты толковали о предстоящих отправках на фронт, прибытии новых резервов и вооружения, читали друг другу письма из дому о том, что происходит в самой Германии.

И теперь Таня отправилась к Петроцкой. Опытная подпольщица поняла, что такой визит не может быть случайным, но встретила Таню, как бывшую свою сослуживицу, пошла на кухню ставить чайник. Ее дочка Зоя достала из шкафа стаканы. Пока Зоя гремела посудой, Вера Иосифовна шепотком объяснила Тане, что говорить надо тихо — вернулась из деревни соседка, баптистка. Хоть женщина она вроде бы и безвредная, но любопытна до крайности. Ну, в общем, из таких, что всю жизнь только чужими делами живут.