Дважды не живут - [14]

– Все будет сделано, Михаил Филиппыч! И Председатель протянул Чике фотографию Танцора.

***

Следопыт, выгружая из машины две коробки пива и три пакета с креветками, понял, что слишком поторопился. Из распахнутого окна четвертого этажа неслись Стрелкины вопли, заставляющие вскипать кровь в жилах невольных аудиосвидетелей, – двух сексуальных часов этим двоим, неуемным и ненасытным, оказалось недостаточно.

Он понял, что охотникам за дискетой, знай они такую физиологическую особенность партнерши Танцора, найти искомое было бы совсем несложно. Нанимай тысячу Гаврошей по баксу в день и посылай их ходить под московскими окнами и выслушивать неистовую песнь секса. А потом приходи с парой Узи, и дело в шляпе.

Следопыт присел на скамеечку и закурил. И серьезно задумался о внезапно свалившемся нечаянном-негаданном будущем, которое уже обложило его со всех сторон и начало вползать в поры кожи, делая Следопыта своей неотъемлемой частью. И это настоящее-будущее хоть и сулило прекрасные возможности: обогащения, но было очень опасным. С одной стороны, он, конечно, помнил, как в прошлый раз Танцор со Стрелкой чудесным образом спасли его от неотвратимой смерти. И на них вполне можно положиться. С другой – чудеса регулярными не могут быть по определению. Однако Следопыт был авантюристом, и, значит, его будущее было предрешено.

Сигарета кончилась. Контрастный весенне-вечерний воздух начал вползать за воротник и струиться по позвоночнику по направлению к копчику. Следопыт встал, взял коробки с пивом и креветки и заорал в распахнутое окно, передразнивая Стрелку: «О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!» Крик на четвертом этаже затих.

Дверь открыл озадаченный Танцор:

– А, это ты! А мы уж, блин, решили, что в городе началась сексуальная революция! Думаю, наши уже телеграф взяли и к телефонисткам подбираются!

– Ага, – ответил Следопыт, – меня ваши только что чуть не трахнули. Еле ноги унес.

– Ну, у тебя сегодня день такой. Вначале от эмэмэмовских стариков с костылями бегал, сейчас от революционных масс.

Двое прелюбодеев привели себя в порядок. Следопыт разулся, вымыл руки и поставил вариться креветки. Сели пить пиво. И каждый молча и сосредоточенно думал о своем и об общем.

Лишь булькало пиво, ходили мужские кадыки, и чуть слышно шлепалась на стол креветочная шелуха.

Наконец Танцор на правах хоть и не самого умного, но самого старшего решил прервать молчание:

– Я так полагаю, что…

Но тут запищал лэптоп. Танцор удивленно вскинул брови и грязно выругался. Поскольку это, несомненно, было письмо от Сисадмина. Какое-нибудь словоблудие. Так оно и оказалось.

tancor!

Сгораю от нетерпения поделиться с тобой удивительной мыслью! Это просто чудо!

«Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым. Знающий не доказывает, доказывающий не знает.

Совершешюмудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит.

Дао совершенномудрого – это деяние без борьбы».

Нет, дорогой Танцор, это не я. Это великий Лао-Цзы, его «Дао-дэ-цзин». Как подумаешь, что две с половиной тысячи лет назад жил и мыслил мудрец, равного которому так и не появилось за бесчисленные годы, которые прошли после его кончины, то дух захватывает!

sisadmin

Все сгрудились у лаптопа. Стрелка обернулась и дала Следопыту «Орбита», мол, освежи дыхание или ходи в противогазе. Все стали изучать мудрость Лао-Цзы, ища в ней подсказку. Через три минуты Танцор изрек:

– Все ясно. Совершенномудрый все отдает людям. Значит, этот хрен собачий намекает, что надо наделать карточек по этому списку и все их раздать. Людям. Совершенномудрый, то есть я, ничего не накапливает. Нормально, блин. Польщен, весьма польщен оказанной честью.

– Э нет, дорогой. Что значит раздать карточки людям? – начал излагать свою версию Следопыт. – Это значит обрушить банк. Ты же сам об этом говорил.

– Ну, говорил, – взвился Танцор, – и что с того?! Я теоретически говорил. Что мне, банк, что ли, жалко? Мне гораздо жальче, например, бомжей, которые побираются и мрут, как мухи. Вот я бы им и раздал карточки. А банк – хрен с ним, с банком.

– Социалист ты у нас, блин, настоящий социалист! – встала на сторону Следопыта Стрелка. – Все отобрать у богатых и раздать бедным! А понимаешь ли ты, пустоголовый чечеточник, что тут бомжам и конец? Поскольку на девяносто девять процентов они изношенные алкоголики, то, получив деньги, немедленно выжрут столько, сколько смогут, и окочурятся. Ты просто какой-то волк – санитар леса.

– Шакал, санитар города, – ляпнул Следопыт и тут же понял, что перегнул палку, поскольку Стрелка имела право козлить Танцора как угодно, что не было позволено ему, не состоящему с Танцором в интиме. – Ладно, давайте жить дружно. Давайте попытаемся понять, что надо этому козлу Сисадмину.

– Я думаю, – сказала Стрелка, – все дело в двух последних предложениях: «Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит». И «Дао совершенно-мудрого – это деяние без борьбы». Главное, Танцор, никому не навредить. Существует баланс между этим сраным банком и окружающим миром, и его нельзя нарушать. Иначе будет вред очень многим. Деяние без борьбы – это значит, дискету надо стереть. И уйти от борьбы с киллерами, которые за ней охотятся.