Двадцать три ступени вниз - [35]
Немного было среди иностранных гостей таких, как генерал Буадефф. Веселилась, как ни в чем не бывало не только «надушенная, разлагающаяся» Европа, продефилировавшая через погруженную в траур Москву, но и почтившая нового царя своими приветствиями и поздравлениями феодально-императорская, великодержавная, богдыханская Азия. В кругу представителей в Москве выдели окруженный пышной свитой особо уполномоченный Пекина на коронации Николая II Ли Хун-чжан, по оценке Витте, «выдающийся деятель занимавший в то время в Китае наивысший пост». Не стесняясь никого из стоящих рядом с ним, Ли Хун-чжан цинично высмеивает «ходынское происшествие» как пустяк, не заслуживающий не только сожаления, но и просто внимания. Китайский вельможа советовал фон дер Палену и другим царедворцам «поспокойней», «посуше» отнестись к массовой гибели людей, к горю населения. Царедворцы слушают советчика не без интереса — он иллюстрирует свои поучения оригинальными примерами из практики «Срединной империи». Витте рассказывает:
«Подъехал экипаж Ли Хун-чжана с его свитой… Он вошел в беседку и, когда я подошел к нему, он обратился ко мне через переводчика с вопросом:
— Правда ли, что произошла такая большая катастрофа и что есть около двух тысяч убитых и искалеченных?
Я ему нехотя ответил, что да, действительно, такое несчастье произошло.
Ha это Ли Хун-чжан задал мне вопрос:
— Скажите, пожалуйста, неужели об этом несчастье все будет подробно доложено государю? Я сказал, что уже доложено. Тогда Ли Хун-чжан покачал головой и сказал мне:
— Ну, у вас государственные деятели неопытные. Вот когда я был генерал-губернатором Печилийской области, у меня была чума и поумирали десятки тысяч людей. Я всегда писал богдыхану, что у нас благополучно… А когда меня спрашивали, нет ли какиx-нибудь болезней, я отвечал: никаких болезней нет, население находится в полном порядке. И затем, как бы ставя точку:
— Богдыхан есть богдыхан. Зачем ему знать и для чего я буду огорчать его вестью, что в его империи перемерли какие-то несколько десятков тысяч людей?»
Впрочем, от того, что царю было доложено о катастрофе, ничего не изменилось. Фон дер Пален и другие высокопоставленные лица пострадали за ходынские волчьи ямы не больше, чем китайский генерал-губернатор за печилийскую чуму. Невероятно, но факт: высочайшим рескриптом, данным на месте, в Москве, была объявлена официальная благодарность «за образцовую подготовку и проведение торжеств» главному виновнику несчастья Сергею Александровичу.[11] К фон дер Палену его величество отнесся как будто посуровее: приказал расследовать обстоятельства его «недосмотра». А чтобы расследование не оказалось предвзятым, во главе следственной комиссии был поставлен… тот же фон дер Пален.
Как и следовало ожидать, оберцеремониймейстер, сам себя допросив, ничего в своем поведении предосудительного не нашел. В рапорте на имя царя он подчеркнул, что прибывшие из Петербурга представители министерства двора, включая и автора рапорта, обязаны были только «обеспечить увеселения и раздачу гостинцев». О порядке же на местности должна была позаботиться московская полиция. С ответным рапортом выступил московский обер-полицмейстер полковник Власовский. На поле, доложил он, хозяйничало министерство двора, им все устраивалось — и балаганчики, и сайки с леденцами — «полиция же ко всем этим приготовлениям никакого отношения не имела»; касалось полиции лишь то, «что было около поля и до поля, а там никаких историй не произошло, там обстояло все в порядке».
Кончилось тем, что все же отстранили от должности Власовского как единственного будто бы виновника несчастья на Ходынке.[12]
Вполне удовлетворенный исходом разбирательства, Николай отбыл с супругой в середине июля из Москвы.
Насколько мало угнетало его случившееся, показывает хотя бы тот факт, что сразу после Ходынки царская чета предприняла увеселительное путешествие по России и Западной Европе, длившееся пять месяцев.
17 июля Николай приезжает в Нижний Новгород, чтобы торжественно открыть всероссийскую ярмарку, а затем попировать среди дворянства и купечества. 13 августа уезжает в Вену в гости к Францу-Иосифу. 22 августа уезжает в Берлин, в гости к Вильгельму. 24 августа, сопровождаемый Вильгельмом, в Бреслау делает смотр германским войскам, после чего через Киль выезжает в Копенгаген в гости к своему деду со стороны матери, датскому королю Христиану IX. 3 сентября выезжает из Копенгагена в Лондон в гости к королеве Виктории. 23 сентября прибывает из Лондона в Шербур, где его встречает французский президент. Во Франции проводит в развлечениях и прогулках три недели. 17 октября прибывает из Парижа в Дармштадт в гости к Эрнсту Гессенскому, брату жены.
И лишь 19 октября царская чета появляется у Иорданского подъезда Зимнего дворца.
Встречающие находят Николая загорелым, посвежевшим и «все забывшим».
А через два с половиной месяца, в канун Нового года, молодой царь, присев в Малахитовом зале, где наряжали елку, записал в дневнике:
