Двадцать три ступени вниз - [32]

Вакантна должность министра внутренних дел. Нужен новый. Дела его временно исполняет Горемыкин, товарищ (заместитель) министра. Этот «ничего брать на себя не хочет, потому что каждый день может появиться министр, вследствие чего Горемыкин ведет одни текущие дела» (там же).

По ходу очередной аудиенции Витте говорит царю, что без министра внутренних дел далее обходиться невозможно — это видно из того, что, навестив министерство, «я застал целый ряд бумаг и дел не решенных и не двигающихся вперед». На что царь ответил:

«— У нас уже был с вами разговор о кандидатурах Плеве и Сипягина. Я спросил еще и мнения К. П. Победоносцева. Он сказал мне свое мнение, но я так и не решился кого-либо назначить, все ожидая вашего приезда.[14]

Тогда я спросил государя:

— Какое же мнение Константина Петровича, если ваше величество соизволите мне это сказать?

— Да он очень просто мне сказал:

— Плеве — подлец, а Сипягин — дурак.

— Что же, ваше величество, сам он кого-нибудь рекомендовал? Государь улыбнулся и говорит:

— Да, он рекомендовал… Он, между прочим, говорил и о вас.

— Ваше величество, — сказал я, — хотя я и не знаю, что говорил Победоносцев, но почти с уверенностью догадываюсь, что он про меня сказал.

— А как вы думаете, что?

— Да, наверно, — говорю, — он сказал так: подходит Витте, да и тот… И тут он сказал что-нибудь вроде известной фразы Собакевича в „Мертвых душах“: „Один там только и есть порядочный человек — прокурор, да и тот, если правду сказать, свинья“. / Государь рассмеялся. / — А что вы думаете, — спросил он, — по поводу назначения Горемыкина?

Я ответил, что ничего определенного о нем сказать не могу, но добавил, что, по всей вероятности, К. П. рекомендует Горемыкина потому, что Горемыкин правовед и К. П. тоже правовед, а известно, что правоведы, так же как и лицеисты, держатся друг за друга, все равно как евреи в своем кагале.

Государь ответил:

— Да, я назначу Горемыкина».

Между тем речь шла как раз об одном из тех ведомств, к которым царь питал особую симпатию, чтобы не сказать — нежность. Оно обеспечивало не только полицейский порядок в империи, но и безопасность его, царя, священной особы. Правда, кой-кто из помощников, по словам Витте, спрашивал себя: «Ну кто же на такого императора, как Николай II, может покуситься?» Похоже было, что бомбометатели личностью его, и в самом деле, не очень-то интересуются. Признаков какой-нибудь охоты за ним, как за его дедом и отцом, никто не замечал ни тогда, ни после. Такие происшествия, как выстрел по дворцу из пушки Петропавловской крепости[15] или крушение яхты «Штандарт» в финских шхерах, больше смахивали на недоразумение. Под дулом пистолета Богрова (в киевском оперном театре) царь и Столыпин сидели рядом; первый внимания террориста-провокатора не удостоился, мишенью для выстрела в упор был взят второй. По вступлении Николая Александровича на пост, по Витте, «было признано как бы неудобным иметь начальника охраны», так что «должность эта была упразднена»; вместо нее ввели «должность дворцового коменданта, как бы только начальника внешнего порядка». На практике реформа обернулась тем, что «прежде военная охрана царя была гораздо малочисленное, а теперь значительно возросла; прежде и полицейский штат был несравненно меньший; прежде охрана его величества занималась только охраной его величества, а ныне (при Николае II) она, кроме того, представляет черный кабинет и гвардию секретной полиции». Ко всему прочему, «разница получилась еще та, что прежде должность начальника охраны занимали такие сравнительно крупные лица, как граф Воронцов-Дашков и генерал-адъютант Черевин; при Николае II в этой должности состоят такие сравнительно ничтожные люди, как Гессе, князь Енгалычев, роковой Трепов, а теперь той же категории Дедюлин».

С помощью «категории» молодой «помазанник божий» и стремится удержать верноподданных на максимальном от себя расстоянии.

Пока он сидит во дворце, это не слишком сложно. Иное дело, когда он хочет перебраться из Зимнего в Ливадию или вообще вздумает поездить по империи. Колесят и его родственники, никто из них не может заранее сказать, где и какой случится конфуз.

На тысячеверстных железнодорожных и шоссейных магистралях объявляется военное (или «третье») положение. Выдвигаются на линии путей полки и дивизии, приведенные в боевую готовность. Солдатам выдают боевые патроны, маршевый продовольственный рацион. Станции наводняются жандармами, сыщиками и добровольцами от черной сотни. Приостанавливается всякое другое движение по путям и под мостами. Отдается приказ: в зоне прохождения царского поезда или проезда царского кортежа стрелять в подозрительных без предупреждения. Почти ни одно дальнее путешествие царя не обходится без нескольких убийств. Стреляют в железнодорожных обходчиков, направляющихся к своим сторожкам на разъездах, в ремонтных рабочих, в стрелочников, телеграфистов, в крестьян, которые, не зная, что объявлено «третье» положение, или не разобравшись, что оно означает, едут, как обычно, на телегах к переездам. Особенно круто приходится плотогонам, если в момент прохождения царского поезда они оказываются под железнодорожными мостами. Обычно они плывут издалека, предупреждений никаких не получают, останавливать плоты, особенно на быстром течении, не могут, поэтому с мостов жандармерия расстреливает их в упор…