Двадцать первый: Книга фантазмов - [76]

Мето встал с земли, держа автомат в руке, и начал читать рэп. По-македонски.

Кто бы орлиные крылья мне дал,

Я бы отсюда вмиг убежал!

Переселился бы в город большой,

Там бы мне было совсем хорошо.

Нет мне тут счастья — не жизнь, а беда,

Я б ни за что не вернулся сюда.

Я прицепил бы крылья к спине

И, улетев, был бы счастлив вполне.

Наступила тягостная тишина. Зыбкость исчезла. Все вмиг стало ясно. Константин Миладинов обессиленно поглядел на молодого человека, повернулся и медленно пошел прочь.

91

Майя проснулась в полутьме своей комнаты в Нью-Йорке и подняла голову, все еще не понимая, сон это или явь. «Все верно, — сказала она, — и окно, и мигающая неоновая реклама кафе Джо, который уже готовит завтрак. Значит, я не сплю. Это реальность». Она посмотрела на дверь и рядом с ней увидела Гордана с рюкзаком на спине. Она впилась в него взглядом. Он улыбался ей. Потом подошел к кровати, протянул руку к ее лицу, на котором все еще было написано удивление, и погладил его.

— Ты опять мне снишься, да? — прошептала она.

— Извини, что так поздно, — сказал он, — я потерялся.

— Я не знала себя, — сказала она как будто спросонок, следуя какому-то своему внутреннему течению мыслей. — Знаешь, что я сделала?.. Мне было плохо, и я не знала, как быть…

Гордан крепко обнял ее.

— Я здесь, я рядом. Я тебя искал. Теперь я понял, как сильно ты мне нужна. Вот, я здесь.

— Я сделала глупость, — сказала Майя, глядя ему прямо в глаза. — Ты простишь меня?

— Ш-ш! — сказал Гордан, как будто успокаивая испуганного ребенка, и приложил палец к ее губам. — Главное, что я тебя нашел. Я не могу без тебя. Когда я уехал, то думал, что смогу. Я не хочу быть со всеми, но и быть один не хочу. Кто знает, может, нас не научили жить в одиночку.

Потом он легко наклонился и поцеловал ее. Она почувствовала его губы на своих губах. Наконец-то она уверилась, что это не сон. Гордан снова ее нашел. Она опять была с ним.

— И что теперь? — спросила она.

— Мы уезжаем, — сказал он.

— Куда? — спросила она и придвинулась к нему поближе, как когда-то в Скопье. — С чем?

— С радостью. Ты едешь со мной? — спросил он.

— Да, — сказала она и поцеловала его в шею, чувствуя озноб, пробежавший по жилам.

— Нет, правда, — сказал Гордан. — Здесь нет никаких шансов. Пахнет гнилью.

— Это пахнет жареным мясом из кафе Джо, глупый, — сказала она, закрыла глаза и запрокинула голову так, как нравилось Гордану…

Потом и он закрыл глаза.

92

Климент Кавай посмотрел перед собой, и ему показалось, что там виднеется выход. Он взглянул на часы и понял, что прошло двенадцать часов с тех пор, как он спустился в волчанский подземный тоннель, который в этом месте выходил на поверхность.

Профессор подошел поближе к источнику света — через щели старой окованной железом двери лился дневной свет. Он нащупал ручку и изо всех сил дернул дверь, которая, как ни странно, на этот раз легко, разве что со скрипом, поддалась. Кавая ослепил яркий свет, его глаза уже давно привыкли к темноте в подземном коридоре и неверному свету фонарика. Он инстинктивно закрыл глаза руками, ощутив на них и на лице тепло солнца. Только теперь он понял, как замерз в переходе, по которому носились сквозняки подземных ветров и призраков. Когда он медленно отнял руки от глаз, то увидел перед собой улыбающееся лицо Абдул Керим-бабы, наследника второго шейха охридского дервишского текке.

— Ага, — сказал тот, — и ты пришел на другую сторону.

— Как тут? — спросил Кавай у призрака охридского шейха.

— Всё то же самое, — сказал Абдул Керим. — Здесь тоже есть и хорошие, и плохие, всякие. И тут замкнутый круг — змея, кусающая саму себя за хвост…

— Да, все это одна бесконечность, — прошептал Кавай. — Так и время поглощает само себя.

— Кроме тех случаев, когда оно поглощает нас! — сказал Абдул Керим. — Людей и целые народы. Все происходит так: змея времени выберет в жертву какого-нибудь человека, вытянет шею и укусит его. Пустит в него яд властолюбия и тщеславия… Вот и искривляется течение времени.

— Да по-другому и быть не может, — послышался голос позади него, и дервиш с почтением повернулся к человеку, сказавшему эти слова…

— Это светлейший эвлия Хаджи Мехмет Хайяти, родившийся в далекой Бухаре, ученик пресветлого Омара уль-Халвети, основателя дервишского учения халветиев, нашего учителя, — представил Абдул Керим-баба своего предшественника.

— …вы спросите, к чему тогда вся эта мистерия с подземным коридором под Охридом, — продолжил Хайяти.

— Именно об этом я и подумал… — сказал Кавай разочарованно. — Я надеялся, что найду тут другую реальность, силу, которую нужно освободить, чтобы она смогла добраться туда, где происходит великий парадокс: все больше становится зла среди такого количества хороших людей… А я и тут, и там вижу — простите меня, эвлия, — только призраков, от которых человеку трудно ожидать чего-нибудь нового.

— Именно, — сказал Хайяти. — Но это и было смыслом твоего путешествия. Паломничество с доброй мыслью.

Два дервиша поклонились Каваю, приложив руки к сердцу, а в этот момент к нему подошел профессор археологии Одиссей Пинтов в брюках с засученными штанинами и с мотыгой в руках, весь будто светясь.