Двадцать первый: Книга фантазмов - [71]

— Hello there! — услышала она позади себя мягкий голос.

Она знала, что ночью Нью-Йорк может быть опасным местом, особенно для одинокой женщины, но не испугалась. Она улыбнулась еще до того, как обернуться. А повернувшись к человеку, который с ней поздоровался, она увидела его. На нем была куртка с капюшоном, тонкий галстук и шляпа с узкими полями, которую он приподнял, открывая лоб. В уголке рта он держал сигарету и улыбался. Выпустил дым и махнул кому-то рукой. Послышались звуки мелодии «Strangers in the night».

— Parlez vous… français? — сказала она, смутившись, как школьница.

— Нет. Но я вас прекрасно понимаю, — сказал он и добавил: — Впрочем, мы всегда понимали друг друга. Вы ведь знаете, кто я, не так ли?

— Да, — сказала она.

— И знаете, что произойдет, верно?

— Я думаю… — тихо сказала она и почувствовала, что краснеет, — вы предложите мне что-нибудь выпить с вами?

— …а потом я приглашу вас танцевать, — сказал он и улыбнулся одними глазами. — Мы будем танцевать медленно и самозабвенно. Как мы еще никогда не танцевали. Дин будет петь «Everybody Loves Somebody».

— Дин… Мартин?

— Конечно, дорогая. А кто еще? Мы с ним давнишние приятели…

Учительница почувствовала, что тает от звука его голоса, а он подошел и протянул ей руку. Она перебросила сумку через плечо и робко подала свою. Ей стало не по себе — другой рукой Фрэнк Синатра обнял ее талию.

— Вам нравится эта песня? — чарующим голосом спросил Фрэнк.

Она кивнула, не говоря ни слова.

— Вы знаете, что она родилась в вашей стране… — сказал Фрэнк.

— Бывшей стране… — сказала учительница. — Да, знаю.

— Я услышал ее в Германии от одного вашего популярного певца…

— Иво Робича, — сказала она, — его шлягер назывался «Fremde in der Nacht».

— Да, Робича, — подтвердил он, — но я дал ей всемирную популярность.

«Нравится ли ему мое платье?» — думала учительница, танцуя в ночи со своим кумиром. Подол платья колыхался в такт музыке, а она сбивчиво отвечала на его вопросы. Она упрекнула себя, что думает о всяких глупостях, и отдалась мелодии и танцу. Застенчиво посмотрела на него. Он глядел на нее в упор.

— У тебя красивые глаза, — прошептал он с нежностью в голосе.

«Видны ли ему морщины вокруг них?» — подумала она и поняла, что он собирается ее поцеловать. Дрожь пробежала по ее телу. Он приблизил свои губы к ее губам, и она, замерев перед мгновением, когда, наконец, ее мечта должна была осуществиться, в полном восторге закрыла глаза. Поцелуй был, как в кино.

— Знаешь, дорогая, — осторожно сказал Синатра, — кое-кто еще хочет тебя видеть.

Она посмотрела в ту сторону, куда глядел он. Недалеко от них стоял элегантный мужчина в светло-сером костюме и шляпе в тон. На его лице играла нежная улыбка. Человек снял шляпу, чтобы она могла лучше рассмотреть его лицо, и приложил ее к груди. Глаза учительницы наполнились слезами.

— Папа… — прошептала она, отпустила руку Синатры и обратилась к отцу. — И ты здесь?

Он покачал головой.

— Я лежу дома, на холме, в общей могиле. Просто пришел поглядеть на тебя. И посмотреть, что это за Америка, в которую, как говорили, я сбежал. Теперь знаю…

— Что ты знаешь, папа? — спросила она.

— Что никогда бы сюда не сбежал… — сказал он, растянув губы в легкой улыбке.

Неожиданно она почувствовала, что ее всасывает в себя огромный водоворот. Фрэнк выпустил ее из своих объятий и вмиг исчез. Она стала звать его. Напрасно. На глазах у испуганной учительницы улицы вместе с домами разом задвигались и, влекомые неведомой силой, понеслись прочь. Время, на мгновение остановившись, быстро потекло назад, вспять… Вдруг музыка прекратилась. Раздался грохот. Огромные непонятные глыбы с бешеной скоростью понеслись к земле. Она заметила человека в кожаной куртке цвета заката, который вне себя от страха кричал:

— Holy shit! Holy shit![94]

Учительница закрыла голову руками и бросилась на землю. Синатры не было. Только маячил силуэт отца — то исчезал, то снова появлялся в поднявшемся густом облаке из пыли и пепла.

86

Гордан стоял перед большим плазменным экраном, на котором шла компьютерная игра. В руках он держал пульт приставки Play Station, купленной с первой зарплаты, и увлеченно следил за масштабными боевыми действиями, разворачивавшимися на экране. Счетчик с восемью парами цифр показывал время: последние обозначали доли секунды, они менялись со скоростью воды в клепсидре, в ритме капающей воды сменяли друг друга секунды, бежали минуты, складываясь в часы, которые Гордан проводил за игрой в «стрелялки». Он быстро находил базы террористов, метко палил во все стороны, хитро менял свой арсенал на вооружение с еще большей разрушительной силой, умело забрасывал гранатами лагерь противника, успешно отражал атаки врага и всегда побеждал… Игры помогали ему хотя бы на время забыть о чувстве опустошенности, которое росло у него в груди.

Спокойная прелюдия к игре, за которой Гордан следил глазами солдата войск специального назначения, оснащенного самым современным оружием, в какой-то момент превращалась в жестокое побоище. Тогда его герой шел вперед, безжалостно уничтожая виртуального противника, поднимая на воздух целые склады взрывчатых веществ. При этом программа безошибочно подсчитывала, показывая в цифровой записи, какое убийственное и разрушительное воздействие было произведено в единицу времени и в общей сложности от одной до другой виртуальной акции. Игра все сильнее втягивала в себя Гордана. Реальную жизнь он подменял виртуальной, неподвижность тела выдуманным действием, одиночество компенсировал симуляцией общения; виртуальная реальность начала сама контролировать его. Было лишь вопросом времени, когда она завладеет им до конца.