Двадцать первый: Книга фантазмов - [28]

И однажды, когда такие мысли метались в голове Роуз, а она сидела, уставившись неподвижным взглядом в окно бара, за которым торопились по своим делам незнакомые люди, а на самом деле глядя куда-то вдаль, она почувствовала на губах влагу. Но это было не прикосновение, предвещавшее наступление прекрасного времени Aquarius, а всего лишь теплый, пропитанный «бурбоном» поцелуй Фионы.

36

Профессор Кавай достал свои старые брюки, которые одевал для поездок за город, нашел высокие ботинки на резиновой подошве — в них он когда-то ходил в дальние экспедиции, собирая материал для докторской диссертации по сравнительному языкознанию под названием «Лингвистическая близость мононациональных и соседствующих с ними полинациональных поселений». Этот научный труд не утратил с течением времени своей ценности, но в тот момент, когда Кавай блестяще его защитил, не имел особого успеха, потому что сравнительное языкознание тогда было не в чести по политическим причинам. Теперь же, когда снова представился случай отличиться, в академических кругах не котировался уже сам профессор Кавай.

Так вот, он примерил брюки и констатировал, что они ему все еще впору, впрочем, как и ботинки-вездеходы, в которых он прошел километры дорог — шагал по равнинам, взбирался в горы, чтобы попасть в труднодоступные районы этой прекрасной и когда-то мирной и доброй страны.

Последнее время Кавая захлестывали волны радости в предчувствии нового подвига, у него снова появился интерес к жизни, он помолодел, стал раньше вставать. В четверг профессор проснулся еще до того, как рассвело. Он чувствовал себя выспавшимся, полным сил, и с нетерпением ждал, когда будет удобно позвонить Пипану, чтобы окончательно договориться, во сколько они отправятся в Охрид в субботу.

Где-то около восьми, когда он не спеша брился в ванной, зазвонил телефон. Он взял трубку. Из нее донесся незнакомый мужской голос.

— Профессор Климент Кавай?

— Да, слушаю вас.

— С вами говорит профессор Александр Градишкий, декан архитектурного факультета. К сожалению, профессор, я должен сообщить вам плохую новость… Мне только что позвонили и сказали, что профессор Пипан умер во сне сегодня ночью.

— Что? Что вы сказали? — переспросил Кавай, не веря своим ушам.

— Я говорю: ваш старый друг… так мне сообщили — умер, не проснувшись, сегодня рано утром. Мне очень жаль, это удар для всех нас. Вчера профессор Пипан был у меня и оставил на хранение экземпляр своего только что завершенного исследования, с результатами которого он собирался ознакомить нашу Академию наук. В этой связи он упомянул и вас. Профессор сказал мне, что вы его лучший друг и что в воскресенье вы планируете совместную поездку в родной город. Стефан Пипан, должен вам сказать, был моим самым любимым преподавателем. Я считаю себя его учеником.

Кавай не мог произнести ни слова. Он с трудом выдавил из себя нечто, похожее на благодарность и дал возможность Градишкому договорить.

— Точная дата похорон пока не определена и зависит от того, когда смогут приехать из Австралии его сыновья. В лучшем случае это произойдет не раньше середины следующей недели, а скорее — к концу. Мне очень жаль, профессор Кавай. До свидания.

— Подождите, — сумел как-то совладать с собой Климент Кавай, — так вы сообщите мне о похоронах?

— Конечно, профессор.

— И еще кое-что, господин профессор…

— Градишкий.

— … профессор Градишкий. Какой теме посвящен труд моего друга, который он передал вам? Я имею в виду, идет ли в нем речь о градостроительном опыте, то есть имеет ли он отношение к археологии?

— Нет, он касается исключительно архитектуры. Именно ее, — сказал Градишкий, явно собираясь на этом закончить разговор.

— Спасибо, — сказал Кавай и повесил трубку. Он думал о несчастном Пипане, о годах, которые они провели вместе, об энтузиазме этого человека, его широких познаниях и неисправимом оптимизме. «Как же так, ведь это все было, — сказал сам себе Кавай огорченно, — а теперь вот исчезло вмиг… Во сне. Бедный Пипан, всю жизнь все держал под контролем, а о собственной смерти совсем не побеспокоился…»

Кавай чувствовал себя так, будто ему на плечи положили тяжелый груз. Он опустошенно смотрел перед собой, сломленный вестью о смерти старого товарища, досадуя на то, что без него так и не узнает, где находится вход в подземный туннель.

Потом в его глазах промелькнула искра надежды.

37

Хью Эльсинор, одетый в гражданскую одежду, наслаждался приятным весенним полуденным солнцем, щедро заливавшим многочисленные рельефы на Old Executive Office Building, сооружении во французском стиле, величественном здании федеральной администрации, расположенном вдоль Семнадцатой улицы, ведущей к Белому дому. Он хотел прогуляться по этой части города, пройти мимо президентской резиденции, дойти до здания Федеральной резервной системы, обогнуть Белый дом, а потом сесть пообедать в своем любимом ресторане. Только он подумал, что было бы неплохо позвонить кому-нибудь из коллег в Пентагоне, живших, впрочем, как и он сам, холостяцкой жизнью в столице, как его внимание привлекла группа молодых людей человек из сорока с плакатами в руках.